Лоцман. Сокровище государя - Андрей Посняков

– Здравия желаем, господин генерал-лейтенант!

Бутурлин заинтересованно вытянул шею. Ага! Вот он – командующий всей кавалерией в Риге граф Людвиг Турн. Его-то тут все и ждали.

Второй важный господин, тоже спешившийся у крыльца, оказался Никите Петровичу уже знакомым – рейтарский полковник Кронман, именно с его отрядом беженцы и прошли в город.

Лоцман ничуть не опасался, что хоть кто-то его узнает – щеголь с пышной завитой прической, с бритым начисто подбородком и узенькими стрелками-усиками ничуть не напоминал прежнего Бутурлина. Абсолютно ничем! Разве что глаза – холодно-синие, как северное штормовое море.

Ну, что же, пора было и действовать. Никита Петрович тронул коня…

– Господин генерал-лейтенант? Риттер Эрих фон Эльсер, ингерманландский дворянин и верноподданный его королевского величества Карла Густава. Явился записываться в ополчение.

– Риттер? В ополчение? – граф Турн и полковник Кронман переглянулись, вовсе не скрывая радости. Видать, с ополченцами высшего звания в Риге как-то было туго.

– А что вы умеете?

– Практически всё! – легко спрыгнув наземь, «риттер» небрежно бросил поводья слуге и отвесил учтивый поклон, в который раз уже вспомнив своего покойного ниенского друга, старого пирата Рибейруша, учителя фехтования, танцев и хороших манер. Именно Рибейруш когда-то обучил Никиту дестрезе – испанскому искусству владения шпагой, чем, по сути, спас его жизнь. Хорошие манеры, однако же, тоже пригодились – вот как сейчас. Ведь это только кажется, что поклониться – это так просто. Да щас! Куда там! Есть поклон галантный, применяемый к дамам, есть – учтивый, есть – сдержанный, а есть – издевательский, вызывающий, дерзкий. Всем этим искусством, как и дестрезой, Бутурлин владел в совершенстве.

– Вот! Сразу видно благородного человека, – одобрительно кивнул граф. – Говорите – умеете всё? Но, знаете ли, хотелось бы более конкретно.

– Знаю линейную тактику, имею боевой опыт. Могу командовать ротой – вполне! – щелкнув каблуками, гордо заявил «риттер».

– Славно, – отцы-командиры снова переглянулись. – Ваш опыт нам, несомненно, сгодится, господин риттер. Но для начала, знаете ли… Не могли бы вы обучить наших ополченцев стрелять? То есть не просто заряжать мушкет и палить, куда глаза глядят, а действовать в линейной тактике, в плутонгах, в шеренгах. Чтоб они друг друга не перестреляли в первом же бою!

– Сделаем! – охотно кивнул Никита Петрович. – Готов приступить хоть сейчас!

– Экий молодец! – граф всплеснул руками. – Приступите завтра. Пока же я выпишу вам капитанский патент. Думаю, генерал-губернатор не откажет его подписать. Начинайте службу, риттер! Ну, а дальше – все в ваших руках. Дослужитесь и до майора.

– Благодарю вас, господин генерал-лейтенант! – выказывая усердие и радость, во всю глотку гаркнул Бутурлин. – Рад стараться.

Капитанский патент генерал-губернатор Лифляндии господин Магнус Делагарди подписал как раз перед обедом, на который был приглашен и герр Эрих фон Эльсер. Так что прямо за обедом патент и вручили, и сразу же выпили за новоявленного «господина капитана».

За обеденным столом в малой трапезной рижского замка в этот раз собралось не так уж и много людей: не считая самого Делагарди, еще граф Людвиг Турн и полковник Кронман, плюс двое статских господ из ратуши и толстяк интендант в чине бригадира. Да, еще присутствовали и дамы – жены и дочери собравшихся, так что к вечеру дело дошло и до танцев. И тут Никита Петрович не ударил в грязь лицом! И чопорный хороводный ригодон, и жеманный гавот, и, конечно же, изящный и быстрый менуэт, еще не ставший к тому времени придворным танцем – везде Никита Петрович был чудо как хорош, притягивая заинтересованные женские взгляды. Молодой человек, едва только представленный в обществе, был принят без всякого чванства и танцевал попеременно со всеми дамами: от дебелой, в возрасте, мадам Турн до юной прелестницы Фредегонды – дочери одного из ратманов.

Прием вовсе не был официальным, просто затянувшийся до позднего вечера обед, плавно переходящий в ужин, никакой не бал – танцы уж так, от нечего делать, под небольшой оркестрик. Для знакомств – оно и к лучшему: если б давали бал, так пары бы сами собой не образовывались – их бы обязательно назначал церемониймейстер, так уж было принято.

Тут же – полная свобода…

– Ах, Эрих, как вы хорошо танцуете, – с придыханием шептала в самое ухо мадам Кронман. – Мы ведь с вами еще встретимся? В более, так сказать, приватном кругу… Ведь правда? Ну, скажите же – да.

– Ну, конечно же, встретимся, мадам.

– Зовите меня просто – Элиза…

Элиза… Далеко уже не молода, лет тридцать пять – тридцать, однако стройна, грациозна. И такое точеное, поистине аристократическое лицо! Словно у греческой статуи. А грудь? Большая, мягкая, она перекатывалась под платьем, словно ртуть, и казалось, вот-вот выскочит из глубокого декольте.

Точно так же выглядела и юная фривольница Фредегонда, которой еще не исполнилось и пятнадцати лет. Белобрысая, с красивым кукольным личиком и большими голубыми глазами, девчушка еще не обладала столь пышной грудью, как мадам Кронман, но зато вырез был куда как ниже, едва-едва не обнажая трепетные чувственные соски. Голые сахарно-белые плечи ее бесстыдно сверкали каррарским мрамором.

– Ах, какие у вас сильные руки, Эрих… И такие горячие! А я – холодная. Не знаю, почему. Правда-правда – холодная. Погладьте мои плечи… спину… Холодная?

– Х-холодная… да… Вам бы надобно шаль.

– Шаль? Ах, отставьте! Мне ж в конце-то концов не тридцать лет!

Танцуя с хозяйкой, Никита Петрович совсем случайно перехватил брошенный на них взгляд. Взгляд некоего щеголя, молодого хлыща в модном кафтане, ошивавшегося в углу…

Слуги всех приглашенных господ ожидали в людской. Нет, ну, иногда заглядывали и в залу – любопытно!

– Видела, как вы танцевали с этой драной кошкой! – высказала Марта уже дома. – А как к вам прижималась та, востроносая? Вот ведь, старуха сорокалетняя – а все туда же, хвост подняла!

– Ну… там не одни старухи были, – спрятал улыбку Бутурлин.

Девчонка обожгла рассерженным взором:

– Видала я молодушку! Годков еще маловато, а ведет себя, как старая портовая шлюха. Совсем забыла, что такое стыд! Как она прижималась, бесстыдница…

– Так это танец такой…

– Танец!

Никита прищурился. Рассерженная Марта выглядела настолько обворожительно, что хотелось немедленно схватить ее в охапку и унести на ложе любви. Щеки девушки раскраснелись, губки сердито надулись, грозно подрагивали ресницы, большие жемчужные глаза сверкали, метая молнии. Девчонка еще не успела переодеться в служанку – так и стояла в коротких, до колен, штанах, босая, в тоненькой сорочке, расстегнутой чуть ли не до пупка. Темные локоны ее, подстриженные до плеч, растрепались и спутались, выбившаяся прядь упала на лоб, на глаза, и Марта время от времени пыталась ее сдуть, забавно вытягивая губки.