Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стой, гражданин! — прокричал он. — Этот человек, назвавший себя гражданином Сюркуфом, сдается мне, вовсе не моряк, а тайный эмиссар папы. Потому разложим-ка его на скамейке и расспросим хорошенько с помощью палки. А ну-ка — взять его!
Два дюжих солдата протянули было руки, чтобы схватить Сюркуфа, но тут же один из них отлетел в ближайший угол, другой — в противоположный, да так быстро, что никто и не понял, как это произошло. Крики ярости слились в один устрашающий рев, и вся осатаневшая команда ринулась на приступ. Вдруг раздался громкий треск. Это Сюркуф отломал ножку от стола и принялся орудовать ею с таким проворством, что тотчас же двое нападавших с разбитыми головами повалились на пол, а остальные в беспорядке попятились.
— Ну, теперь убедились, что я — моряк? — спросил Сюркуф. — Нам, корабельным парням, с вымбовкой[1507] обходиться дело привычное! И это ваша благодарность за то, что пили мое вино? Эх вы трусы: отважились навалиться на двоих, когда вас больше трех десятков! Ну, подходите же и разложите Робера Сюркуфа на скамейке, если сумеете!
— Взять их! — вновь взревел тамбурмажор.
Сюркуф снова пустил в ход ножку от стола, однако задние солдаты напирали на передних, и дела обороняющихся, пожалуй, сложились бы печально, если бы чей-то голос — резкий, повелительный — не прокричал вдруг с порога:
— Сейчас же прекратить! Что здесь происходит?
Снаружи, под окном, остановилась небольшая группа всадников, а в дверях таверны стоял тот, кто задал вопрос. Ростом он был невелик и сложением на первый взгляд довольно хрупок. У него было худощавое, резко очерченное лицо бронзового отлива, на широкий лоб надвинута обшитая галуном треугольная шляпа, с плеч свисал мокрый плащ. Завидев этого человека, солдаты испуганно попятились и с глубоким почтением приветствовали его. На вид этому человеку было не более двадцати пяти, безусое лицо его было неподвижно, как маска, только глаза властно сверкали из-под насупленных бровей, оглядывая теплую компанию, пока не задержались, наконец, на старшем по званию:
— Гражданин тамбурмажор, доложи!
У того от страха на лбу выступили капли пота.
— Здесь поп, мой полковник, и еще папский эмиссар. Они нас оскорбили… — слегка запинаясь, начал тамбурмажор.
— И на это вы ответили дракой! Который из них эмиссар?
— Тот, что с ножкой от стола.
— Откуда ты знаешь, что он эмиссар?
— Я подозреваю его в этом.
— Довольно, гражданин тамбурмажор. С тобой все ясно. Теперь поговорим с эмиссаром.
Сюркуф сделал шаг вперед и бесстрашно посмотрел офицеру прямо в глаза.
— Мое имя Робер Сюркуф, гражданин полковник. Могу я попросить назвать и себя?
— Меня зовут Наполеон Бонапарт, — холодно и гордо прозвучал ответ.
— Итак, я — Робер Сюркуф, моряк, хотел пройти в Боссе, чтобы навестить своего друга Андоша Жюно, адвоката и гражданина гренадера. Я зашел сюда, велел подать вина за мой счет этим гражданам солдатам, и мы спокойно угощались, покуда они не потребовали от этого достойного священника, чтобы он выпил за погибель своего начальника, папы римского. Священник отказался, и тогда все решили его побить. Брат Мартин — человек мирный и защитить себя не может, поэтому я отломал ножку от стола и решил постоять за него. Вот граждане солдаты и посчитали меня за эмиссара. Но ведь каждый честный моряк всегда выступит в защиту того, кто без всякой причины подвергся нападению превосходящими силами: здесь есть еще много ножек от столов!
По лицу полковника[1508] скользнула легкая улыбка, тотчас же, впрочем, погасшая.
— Гражданин тамбурмажор, марш сейчас же со всеми остальными под арест! — приказал он солдатам.
Солдаты дружно отдали честь и потопали к двери. Затем полковник вновь обратился к оставшимся.
— Кто ты? — строго спросил он священника.
— Я — брат Мартин из ордена миссионеров Святого Духа, — скромно прозвучало в ответ.
— Все ордена упразднены. Ты принял гражданскую присягу?
— Нет. Моя присяга — единственно на верность святой церкви.
— Ну, ладно, разберемся… — сказал полковник и, повернувшись к моряку, продолжил: — Сюркуф? Я уже где-то слышал это имя! Ах да, тебе знакомо название «Бегун»?
— Знакомо. Это английский посыльный корабль, который я должен был провести через рифы, имея, однако, умысел посадить его на мель, что мне и удалось.
Полковник окинул молодого человека беглым просветленным взором.
— Так, значит, это был ты? В самом деле? А знал ли ты, гражданин Сюркуф, что твоя жизнь висела на волоске?
— Да, знал. Но не вести же мне было врага в нашу гавань! Едва «Бегун» ткнулся в скалу, я тут же перемахнул через борт и благополучно добрался до суши, хотя пули вокруг моей головы жужжали, как пчелы. Англичане плохо стреляют, гражданин полковник, очень плохо!
— Ну что ж, не далее как через день мы выясним, правду ли ты сказал. А почему ты вступился за священника, который не пожелал принять гражданскую присягу?
— Потому что это был мой долг. Я — католик. Я даже выпил с ним за здоровье святейшего папы.
— Какая неосмотрительность! И зачем тебе это понадобилось? А что еще ты мне расскажешь, гражданин Сюркуф? Я вижу, ты тут покалечил нескольких солдат.
— Да, ножкой от стола.
— Ну ладно. Дело будет расследовано, и виновные наказаны. Но вы оба пока задержаны. Вас доставят в Боссе. А с другом своим Жюно, гражданин Сюркуф, ты увидишься, я обещаю.
Маленький офицер круто повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Минуту спустя он скакал вместе со своими спутниками дальше: рекогносцировка продолжалась.
Меж тем в маленький зал вошли трое военных, объявившие, что будут сопровождать Сюркуфа и брата Мартина в Боссе.
— Не возражаю, — сказал Сюркуф. — Боссе так и так — цель моего путешествия.
— А моего — нет, — отозвался брат Мартин. — Мне надо в Систерон.
— Ты сможешь пойти туда и завтра. А пока будешь моим гостем в Боссе. Но сперва мы выпьем с этими тремя храбрыми гражданами по стаканчику доброго вина. Этот руссийон мне определенно нравится. И потом, должен же я расплатиться за поломанный стол.
После непродолжительного марша по расквашенной под дождем дороге обоих задержанных привели к дому, где расположился со своим штабом главнокомандующий, генерал Карто, и заперли в узкой темной каморке, единственное окошко которой было закрыто ставнями.
— Ну вот, тут мы и бросим якорь, — сказал Сюркуф. — Жаль только, что нет