Лэшер - Энн Райс

— Я служитель Бога и верный последователь святогоФранциска Ассизского, — изрек я. — Я явился в эту долину, дабыотслужить здесь Рождественскую мессу, и вы напрасно чините мне препятствия. Всеваши усилия тщетны, ибо я — Эшлер и место мое по правую руку от Господа.

Сказав это, я устремился в собор. Едва я переступил порогхрама, тысячи людей, ожидавших начала праздничной службы, разразилисьприветственными криками. Голова у меня шла кругом. Однако все бессвязныеугрозы, обещания и подозрения, которые мне только что пришлось выслушать, ясчитал искушениями дьявола.

Воздевая руки для благословения, я прошел черезрасступившуюся передо мной толпу. In Nomine Patris, et filii, et spiritussancti, amen [42]. Ко мне подошли красивая молодая девушка,которой во время сегодняшней мистерии предстояло исполнить роль Девы Марии, ирумяный юноша — ему выпала честь изображать святого Иосифа. Голову Мариипокрывала белая вуаль, а Иосиф еще не имел собственной бороды и потому привязалбороду из пакли. На руки мне опустили прелестного пухленького младенца всегонескольких дней от роду.

Среди верующих я заметил людей, наряженных в звериные шкуры.В руках у них тоже горели свечи. Свечей было такое множество, что, казалось,сияние их залило всю долину. В городе свечи горели на каждой улице, в каждомокне. И скоро Свет Христов должен был спуститься в храм, где все мы пребывали втрепетном ожидании!

На какую-то долю секунды перед моими глазами вновь мелькнулодин из крошечных уродцев — горбатый, с ног до головы закутанный в шерсть имех. Однако ничего чудовищного в нем не было. Скорее, это жалкое существонапоминало карлика, подобного тем, что часто встречаются на улицах Флоренции.По крайней мере, я внушил себе, что это именно так. В том, что люди старалисьдержаться от маленького горбуна подальше и испуганно отворачивались, когда онпроходил мимо, не было ничего удивительного. В своем невежестве эти простыекрестьяне и ремесленники боялись всего необычного, и их нельзя было упрекать заэто.

Церковный колокол начал отсчитывать двенадцать ударов.Наступил великий момент. Христос вновь явился в мир. В церковь вошли волынщикив клетчатых шотландских юбках. Вбежали маленькие дети, в своих белых платьицахподобные ангелам. Толпа становилась все гуще. Казалось, все жители города,богатые и бедные, одетые в лохмотья и нарядные, собрались в эту ночь в церкви.

Голоса молящихся слились в единый ликующий хор, повторявший:«Христос родился! Христос родился!» До слуха моего вновь донеслись переливыфлейты, дробь барабанов и тамбуринов. Как всегда, ритм захватил мои чувства.Перед глазами у меня все расплывалось, однако я сделал несколько шагов вперед,неотрывно глядя на алтарь и на ясли, устроенные справа от него, передмраморными перилами. Ребенок, которого я держал на руках, громко закричал,словно тоже хотел сообщить всему миру благую весть, и забил своими хорошенькимипухлыми ножками.

Взглянув на младенца, я вспомнил, что никогда не был таким,как он. Никогда не был подобным чудом. Я по-прежнему не знал, кто я. Какие-тодревние предания, забытые языческие культы окутывали тайну моего рождения. Носейчас все это не имело значения. Несомненно, Отец Небесный в эту минутусмотрел на меня! И, конечно же, он знал, как велика моя любовь к нему и клюдям, собравшимся в его храме, к Младенцу Иисусу, рожденному в Вифлееме, и ковсякому, кто произносит его святое имя. Бесспорно, святой Франциск тоже смотрелна меня, своего верного последователя, и сердце его преисполнялось радости.

Наконец я достиг яслей, благоговейно преклонил колени иопустил младенца на сено, покрытое льняной пеленкой. Бедный маленький Христос!Он горько заплакал, желая, чтобы его вновь взяли на руки. Слезы заструились помоим щекам — слезы умиления перед совершенством этого крошечного тельца, передсиянием чудных голубых глаз и звучанием детского голоса.

Я отступил назад. Дева Мария опустилась перед яслями наколени. По правую руку от нее то же сделал юный святой Иосиф. Вошли пастухи —самые настоящие пастухи из окрестных деревень, с живыми баранами на плечах. Вцерковь ввели корову и вола. Пение становилось все более громким исладкозвучным, трели флейт и раскаты барабанов гармонично сливались счеловеческими голосами. В упоении я тихонько покачивался из стороны в сторону.Взор мой застилали слезы. Охваченный сладкой печалью, я вдруг осознал, что,полностью отдавшись во власть музыки, еще ни разу не взглянул на изображениесвятого Эшлера. Проходя через центральный неф, я забыл посмотреть на витражноеокно. Впрочем, это не столь важно, сказал я себе. В конце концов, это всеголишь витраж, кусочки цветного стекла.

А мне предстояло сотворить живого Христа. Алтарные служкизамерли в ожидании. Я подошел к ступеням алтаря и произнес латинские слова,исполненные великого смысла.

Я взошел на алтарь Господа.

И когда колокол зазвенел, давая знать, что святая минутанастала, вино и хлеб превратились в Тело и Кровь Господню. Золотая чаша сияла вмоих руках. Я вкусил Тела Господня. Я вкусил Крови его.

Когда я повернулся, дабы даровать верующим Святое причастие,все собравшиеся в церкви — молодые и старые, крепкие и хилые — устремились комне сплошным потоком. Каждый жаждал скорее приобщиться к великому таинству,только что свершившемуся в этом храме.

В вышине, под стрельчатыми сводами огромного собора,метались тени, однако свет — святой, благодатный свет — проникал в каждый угол,изгоняя мрак. Он касался холодных каменных плит и согревал их.

Чтобы получить Святое причастие, к алтарю приблизился мойотец, лаэрд, глава клана. За ним следовала моя сестра, Эмалет. Взгляд ее былисполнен тревоги и страха. Приблизившись ко мне, она склонила голову как можнониже, дабы никто не заметил, что я не позволил ей вкусить Тела и КровиГосподней. Потом настал черед моих многочисленных родственников, как мужчин, таки женщин, и представителей других ветвей клана Доннелейт. Вслед за ними калтарю подошли землепашцы и пастухи, живущие в долине, городские купцы иремесленники. Поток верующих не иссякал еще очень долго.

Судя по всему, обряд Святого причастия длился не менее часа.Несколько чаш опустело. Наконец все жители долины приобщились к великомутаинству. Теперь Христос жил в их сердцах.

В Италии мне нередко доводилось принимать участие вРождественской мессе, но никогда прежде — ни в храме Господнем, ни под сводомнебес, усыпанных яркими звездами, — я не испытывал подобного блаженства.Но сейчас, произнеся заключительные слова мессы: «Идите с миром!» — я ощутилнебывалый прилив счастья. И лица людей, меня окружавших, тоже сиялиблагочестием, мужеством и отвагой.

Удары колокола учащались и становились все громче, в нихзвучали торжество и ликование. Флейты выводили радостную мелодию, которуюподхватывали раскаты барабанов.