Честь самурая - Эйдзи Есикава

Никому не придет в голову добровольно искать подобные испытания. Независимо от того, что именно желал или не желал сам Хидэёси, Небо без конца насылало на него невзгоды. Бывали дни, когда он благодарил судьбу за посланные ему в юности испытания, потому что они помогли ему одолевать трудности, возникавшие в дальнейшей жизни. Они научили его преодолевать собственную слабость, а ведь он никогда не отличался чрезмерно крепким здоровьем.

На этот раз он успешно решил задачу водяной атаки на крепость Такамацу и сейчас ждал только прибытия самого Нобунаги. На горе Хидзаси стояло тридцатитысячное войско Мори под командованием Киккавы и Кобаякавы, готовое прийти на помощь защитникам крепости-острова в центре рукотворного озера. В ясные дни врагу были отчетливо видны и зонт над головой у Хидэёси, и полковой штандарт.

Как только Хидэёси вернулся к себе в ставку, по дороге Окаяма примчался гонец. Стража немедленно окружила его. По одной и той же дороге можно было попасть и в лагерь Хидэёси на горе Исии, и, приехав через Хабату, в лагерь Кобаякавы Такакагэ на горе Хидзаси. Естественно, эту дорогу самым тщательным образом охраняли.

Гонец мчался сюда целый день без отдыха и сна. К тому времени, как стража решила наконец отвести его в лагерь, он лишился чувств.

Шел час Свиньи. Хидэёси все еще не ложился. Дождавшись возвращения Хикоэмона, Хидэёси вместе с ним и с Хори Кютаро удалился в шатер главнокомандующего для тайного совещания.

По этому случаю все прочие лица, включая мальчиков, были отосланы из шатра. Присутствовать было позволено только стихотворцу по имени Юко, который в соседней комнате, отделенной бумажной перегородкой, готовил зеленый чай.

Внезапно послышались приближающиеся к шатру шаги. Охране было дано строжайшее предписание не пропускать никого, поэтому вновь прибывшему пришлось вступить в перебранку со стоящими у входа в шатер стражниками.

Гость оказался настойчив и горяч, но стражники не уступали ему в горячности.

— Юко, что там происходит? — осведомился Хидэёси.

— Не знаю. Стражники о чем-нибудь заспорили.

— Поди-ка посмотри.

— Хорошо.

Выйдя из шатра, Юко, к собственному изумлению, обнаружил, что человеком, которого не пропускали стражники, оказался Асано Нагамаса.

Стражники, однако же, действовали в точном соответствии с приказом: велено никого не пускать, они и не пускали. Асано или не Асано — это их совершенно не интересовало. Асано же объяснял им, что, если его не пропустят, он прорвется силой, чтобы передать депешу, которую он доставил. Оруженосцы отвечали, мол, попытка — не пытка. Пусть они молоды, но им доверили серьезное дело, и они докажут, что не зря.

Юко поспешил утихомирить юных упрямцев, а затем спросил:

— Господин Асано, что случилось?

Асано показал ему запечатанное письмо и сообщил, что в лагерь только что прибыл гонец из Киото. Ему известно, что нынешний совет носит тайный характер, однако и сообщение, судя по всему, не совсем обычное, поэтому он желает вручить его незамедлительно.

— Подождите, пожалуйста.

Юко поспешил в шатер и сразу же вернулся, чтобы проводить Асано к Хидэёси.

Проходя мимо стражников, Асано смерил их высокомерным взглядом. Тем пришлось смущенно потупиться и сделать вид, будто они вообще не замечают его присутствия.

Отодвинув чуть в сторону невысокую напольную лампу, Хидэёси посмотрел на вошедшего Асано.

— Извините, что вынужден вам помешать. Мне сказали, мой господин, что это письмо от Хасэгавы Содзина.

Асано протянул ему красную лакированную коробку с посланием.

— Послание от Содзина?

Хидэёси в недоумении взял свиток.

Хасэгава Содзин был личным мастером чайной церемонии при Нобунаге. Хидэёси никогда не водил с ним приятельских отношений, поэтому письмо от мастера чайной церемонии, в срочном порядке отправленное на театр боевых действий, выглядело странно. Более того, согласно сообщению Нагамасы, гонец покинул Киото накануне в полдень и прибыл в лагерь только что, в час Свиньи.

А это означало, что за тридцать шесть часов он проделал путь в семьдесят ри. Даже для гонца это было уж слишком быстро. И означало, что он не ел и не пил по дороге и скакал без отдыха всю ночь.

— Хикоэмон, придвинь-ка сюда лампу.

Хидэёси, нагнувшись, распечатал письмо. Оно было кратким и, судя по всему, написано в спешке. Но при одном взгляде на него волосы у Хидэёси встали дыбом.

Люди, сидевшие за спиной у Хидэёси, не могли, разумеется, заглянуть ему через плечо. Но, увидев, как его затылок побагровел, Кютаро, Асано и Хикоэмон невольно подались вперед.

— Мой господин, что произошло? — спросил Асано.

Этот вопрос вернул Хидэёси к действительности. И, словно усомнившись в том, что правильно понял смысл письма, он перечел его еще раз. И вот на письмо, относительно содержания которого уже не оставалось никаких сомнений, полились слезы.

— Мой господин, что это значит? — спросил Хикоэмон.

— Это так не похоже на вас, мой господин!

— Неужели такие дурные новости?

Все трое решили, что дурная весть касается матери Хидэёси, по-прежнему остававшейся в Нагахаме.

В ходе затяжных военных кампаний люди редко говорят о своих домашних, но если такое случалось, то Хидэёси неизменно заводил речь о матери, поэтому и сейчас его приверженцы решили, что она или серьезно заболела, или умерла.

Наконец Хидэёси отер слезы и выпрямился. Вид у него был мрачный и лицо выражало неподдельное горе и гнев. Такая реакция не бывает при известии о смерти родителей.

— Нет сил пересказывать вам содержание письма. Прочтите сами.

Хидэёси протянул им письмо, а сам отвернулся, вытирая рукавом слезы.

Письмо подействовало на всех, как удар молнии. Нобунага и Нобутада мертвы. Может ли это быть правдой? Неужели мир настолько загадочен? Кютаро, в частности, виделся с Нобунагой непосредственно перед своим прибытием на гору Исии. Кютаро прибыл сюда по личному приказу Нобунаги, и сейчас он вновь и вновь перечитывал письмо, не в силах уяснить его смысл. И Кютаро, и Хикоэмон тоже пролили слезы — их было бы достаточно, чтобы погасить лампу, мерцавшую в полумраке. Хидэёси сидел с безучастным видом, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Он овладел собой, его губы были сейчас плотно сжаты.

— Эй! Кто-нибудь! — крикнул он стражникам.

Его громогласный крик сотряс шатер, и Асано с Хикоэмоном, люди большого мужества, чуть не подпрыгнули на месте от испуга. Ведь только что Хидэёси был настолько поглощен своим горем, что, казалось, не мог произнести ни слова.

— Да, мой господин! — сказал вошедший в шатер стражник.

Вслед за тем послышались торопливые шаги. Услышав эти шаги и, главное, бодрый голос Хидэёси, Кютаро и Хикоэмон внезапно почувствовали, что горе уходит.