Палач, сын палача - Юлия Андреева

Он снова замолчал, приложившись к кружке.

– Вы спросите, отчего я сразу же не дал ход делу? Объясняю, вас жалел, – на секунду он миролюбиво улыбнулся, после чего его лицо снова омрачилось. – Я думал, что, возможно, не стоит верить словам ведьмы, которая уже умерла и не может быть допрошена в Оффенбурге. Но события последних дней заставляют меня поверить в то, что, не смотря на проведенные рейды, в городе остаются неарестованные ведьмы, или ведьма. И не исключено, что это именно та злодейка, на которую указывала бамбергская ведьма.

О том, что чародейка есть, свидетельствуют уже такие бесспорные факты и верные приметы, как невозможно задержавшаяся теплая осень и повсеместный отел наших коров черными телятами. В городе вдруг ни с того, ни с сего появилось слишком много нищих. Кроме того, наши медики утверждают, что в деревне Брагаза, где недавно проходило торжественное сожжение ведьм с последующим разбрасыванием по полям их останков, вдруг обнаружились больные чумой! Что это – если не месть за сожженных?

* * *

Оглушенные, испуганные судьи и судебные исполнители слушали страшные слова, не в силах до конца уразуметь их смысл.

– Если под следствием окажется жена или дочь палача, следует ли ему положить свои инструменты и уступить место коллеге, дабы не пытать самому близкого человека? – подал голос Герберт Веселин.

– В этом вы вольны, поступать так, как велит вам ваша совесть, – посоветовавшись с присутствующим на собрании приором церкви Святой Терезы и верховным судьей, ответил бургомистр. – Пытать должен тот, у кого подошла очередь. Поэтому, если палач желает допрашивать свою жену сам, не доверяя сменщикам, он должен выкупить очередь у того, кто дежурит в этот день.

Если же палач, чья очередь пытать пришлась на день допроса жены или дочери, не желает сам причинять боль своим близким, он может попросить другого палача подменить его. Рассчитавшись с ним так, как это заведено в данной тюрьме или как они порешат между собой.

* * *

– Должны ли судебные исполнители, судьи и другие слуги закона платить за пытки и казни наряду с обычными горожанами? – вставил словечко Баур.

– Христианский долг предписывает каждому по мере сил и возможностей бороться со злом, – вышел на середину кардинал Мартесон, чью проповедь палачи выслушивали перед собранием у бургомистра. – Посему, если в вашем доме затесалась прислужница сатаны – следовательно, вам и следует удалить ее. Отрезав, так сказать, больную ветвь, дабы она не вредила здоровым. Но услуги садовников, как известно, всегда оплачивались звонкой монетой.

– Но, возможно, ввиду нашего особого положения, господин бургомистр согласится на какие-нибудь скидки? – поинтересовался Бэка. – Что за сапожник без сапог?

– Если выяснится, что в ваших домах, домах служителей господа, проживает слуга дьявола, с вас, по справедливости, следует получить втрое больше, нежели с обычных горожан. Потому кому, как ни вам уметь распознавать козни нечистого, – парировал очень довольный своей сообразительностью бургомистр.

Ежели уличенная не сознается в преступлении, то она передается светской власти для сожжения. Ежели она признается, то она или передается названной власти для смерти, или пожизненно заточается.

Генрих Инститорис, Якоб Шпренгер «Молот ведьм»[4]

После собрания судебные исполнители, не сговариваясь, отправились в кабак к папаше Густаву Бланку, чтобы выпить там крепкого пивка и обсудить происходящее. Пугало, что теперь вместе с ними нет Миллера, который умел разговаривать с властями, был вхож в дом верховного судьи и близко знал бургомистра, а значит, мог посодействовать в столь сложном и опасном деле.

Бледный и взволнованный Баур пил пиво, не ощущая его вкуса и не в силах остудить клокотавший в его груди ад.

– Что вы думаете, о приказе бургомистра? – стуча зубами, спрашивал он, силясь разгадать посланные судьбой знаки. – Пошлете ли вы своих жен на проверки или будете ждать Миллера?

– Если не явятся сами, как сказал бургомистр, приведут под конвоем, а зачем нам лишние слухи? Нам здесь жить, – сокрушенно вздыхая, Бэка опрокинул в горло кружку пива. – Кто как знает, а моя Магдалина завтра же предстанет перед судьей. И да поможет нам Господь!

– Моя Гертруда… – голос Герберта Веселина дрожал, – моя Гертруда тоже, наверное, может даже завтра. Пойдет. Что делать-то? Делать что-то ведь нужно? Это же невозможно, чтобы силком тащили? Позора не оберешься.

– По уму было бы бежать из города, – Михель трясся точно его пронизывал холод, лицо его из серого сделалось зеленым. – Это нам за грехи наши, за то, что вытягивали признания. А теперь что? Теперь нужно драпать куда подальше и лучше туда, куда поехал господин Миллер. Он еще о беде нашей не знает. А так глядишь, поможет, чем сможет. Но только, что хотите делайте, Катрин я пытать не позволю. Либо сам, либо никто. Виданное ли дело, чтобы посторонний мужчина снял с нее платье! Что опосля соседи-то говорить будут? Какие слухи поползут?!

– Бежать удумал Мегерер, вот дурак-то! Бежать раньше надо было, а теперь – дудки! Да сейчас на всех дорогах уже кордоны поставлены. Поймают, ни тебе, ни твоей бабе мало не покажется, – усовестил его Филипп Баур.

– Пуститься в бега – значит признать свою вину. А распутывать начнут с особым пристрастием, не только за жену возьмутся, а всех под корень, – сокрушенно покачал головой второй судебный исполнитель Бэка. – Ничего не поделаешь – лучше добровольно и по уму. Нужно друг за дружку стоять. Выручать. А не панику наводить, точно глупые бабы.

Судебные исполнители и не заметили, как за окном стемнело. Когда из-за туч вышла круглобедрая луна, в тюрьме под закопченным потолком отошла в мир иной замученная женщина. Веселин вспомнил о ней лишь на следующее утро, за что и получил пятьдесят плетей от Филиппа Баура, после чего слег на неделю в постель.

* * *

Всю ночь в домах судебных исполнителей горел свет. Напуганные страшным известием женщины молились перед иконами о том, чтобы господь послал им терпение и стойкость вынести пытки, сами же судебные исполнители, велев принести им бумагу, чернила и свечи, до самого утра кропали не привыкшими к подобной работе пальцами подробные доносы на жен своих же коллег.

Бургомистр получил сведения всего об одной ведьме, имя которой ему неизвестно, думали все. Возможно, прочитав донос и поняв, откуда на самом деле дует вредоносный ветер, он не станет проверять всех подряд. А обратит карающий меч правосудия против конкретной чертовки.

Писали на молодую и красивую жену Бэка, что та-де за неимением приданого применила приворотный заговор с тем, чтобы выйти замуж и стать уважаемой горожанкой.

Кляли жену Миллера за пристрастие к цветам и за то, что, вопреки всему, она принимала участие в судьбах подследственных ведьмах. Значит была одной из них.