Застава на окраине Империи. Командория 54 - Марцин Гузек

Олаф поднял голову и с раздражением посмотрел на дверь своей комнаты.

– Ну чего? – спросил он, все еще глубоко сонный.

– Он пришел в себя, – отрапортовал Дункан типичным для себя тоном идеального подчиненного.

– Сейчас приду, – пообещал его шеф и с трудом выкарабкался из кровати. Был большой соблазн проигнорировать все это и спать дальше, но солдатская привычка победила. Отточенными, почти автоматическими движениями он зажег свечу и накинул свою старую потрепанную одежду. Потянулся за миской с водой и бритвой, как всегда делал по утрам, но тут же сообразил, что еще глухая ночь. Тогда он просто умылся, надеясь, что это поможет проснуться. Не помогло.

Он осмотрелся в комнате в поисках чего-нибудь попить, но пол устилали лишь пустые бутыли из-под вина. Кроме них всю мебель в комнате составляли простейшая кровать, столик с креслом, сундук и шкуры, развешанные на стенах, чтоб уменьшить сквозняки. Больше никакой мебели или украшений Олафу не требовалось. Украшают дом – а это было чистилище, в которое его ввергли.

Снаружи царил холод. Он чувствовал его костями. «Завтра пойдет снег», – подумал он, напрасно пытаясь растереть колено.

Двинулся к казарме рекрутов не торопясь, слегка прихрамывая. Перед самой дверью приостановился и глубоко вдохнул. Выпрямил спину, поправил плащ, вошел внутрь бодрым, энергичным шагом.

– Эх, Маркус, а я было надеялся, что наконец-то сможем тебя похоронить, – пробурчал он, подходя к постели раненого.

– Олаф, это ты? Я уж думал, тут один молодняк. – Гость с трудом смог улыбнуться.

– Сослали меня сюда на старости лет, чтоб я их нянчил. – Олаф присел рядом на кровати, с трудом скрывая облегчение.

– Где ребенок?

– Согласно приказам, отправил его в Командорию 42.

– Эскорт?

– Четверо моих людей.

– Рекруты? – В голосе Номада почувствовалось явное беспокойство.

– Других у меня тут нет.

– Я должен ехать за ними. – Раненый попробовал встать, но сразу рухнул без сил обратно в постель.

– Не выйдет. И более того, не выйдет еще какое-то время, – сказал начальник командории. – К тому же они выехали два дня назад и взяли наших лучших коней. Ты их уже не догонишь.

– Ты не понимаешь. Обычные рекруты просто не справятся.

– С чем? – вмешался Дункан. – Что преследует мальчика?

– Тьма, – ответил Маркус.

– Это, курва, весьма драматично, – признал Олаф. – А конкретней? Откуда этот ребенок?

– Из Чащи, – ответил раненый. Потом еще чуть помолчал, как бы раздумывая, с чего начать. – Я довольно давно слышал от дикарей байки о странном племени, что живет у границы. Когда наконец удалось отыскать этот народ, оказалось, что они молятся на ребенка. Считали, что его устами говорит их бог.

Маркус заколебался, судя по всему задумываясь, что можно сказать, а о чем лучше умолчать. Тут в разговор вмешался Монах:

– Примитивные народы часто принимают Видящих за посланников богов, поскольку они видят то, чего больше не видит никто. Если мальчик Видящий…

– Да это понятно, само собой, – прервал его командир. – Вопрос, правы ли были дикари?

Маркус кивнул. Правы.

– Скажи, это годы странствий привели к тому, что ты забыл, на чьей ты стороне? – начал Олаф подчеркнуто спокойно, хотя в глазах его таились бездны ярости. – Ты был обязан перерезать ребенку горло прямо там, на месте. Я тебе обязан горло перерезать за то, что ты этого не сделал.

– У меня были приказы…

– Да в гробу я видал твои приказы. Получается, что четверо моих людей сейчас в поле – с Вратами?

– Он не Врата. Он смог это побороть, выбросить создание, что им овладело, закрыть ему доступ…

– Побороть? – Старик посмотрел на собеседника как на кретина. Только сейчас повысил голос: – Это невозможно побороть. Видящий, который хоть раз становится одержимым, уже навсегда становится открытым для существ с той стороны. Приманивает их, как маяк. Потому мы и убиваем таких на месте!

– Что грозит тем, кто его сопровождают? – спросил Дункан.

Маркус с неохотой ответил:

– Ну, приверженцы культа не кинутся за ними толпой, это слишком бы бросалось в глаза. Однако к племени принадлежало несколько человек имперского происхождения, как мне удалось заметить. И вот эти могут попробовать броситься в погоню. Но это не так опасно, намного хуже то создание, что овладело ребенком. Вот оно наверняка попробует их достать.

После паузы Номад добавил:

– Когда я бежал оттуда с мальчиком, невидимая сила бросила целое дерево в моем направлении. Думаю, это достаточно серьезное проявление силы.

В помещении воцарилась тишина.

– Да ну, безумие какое-то, – сказал Князь. – Демоны, что швыряют деревья, встречаются только в сказках.

– А жизнь не сказка, что ли, – с горечью ответил Олаф и медленно двинулся к выходу. – Отдыхай. Эту вот сказку мы все равно уже не исправим.

* * *

Хорошая музыка, гвалт гостей, приличное вино и крыша над головой решительно поправили настроение Эдвину. Трактир, в котором они остановились на ночь, разместился в здании, которое до Катастрофы явно принадлежало какому-то богачу. Мраморные пол и стены были украшены вычурными мозаиками, хотя почти все из них уже поблекли, а местами и выкрошились. В центре главного зала располагался даже небольшой бассейн – сейчас, впрочем, забитый мусором. Многочисленные дыры в крыше новым хозяевам удалось залатать, пусть и плохо оструганными досками. Среди гостей были люди, которых всегда можно обнаружить в таком месте. К счастью, Эдвину удалось встретить, абсолютно случайно, действительно родственную душу.

Велин завел первые аккорды «Баллады о грустном коте», забавной песни родом с Центральных Территорий. Шутник тут же стал подтягивать. Произведение было написано в форме диалога между хитрой мышью и печальным котом. Музыканты мгновенно нашли общий ритм, и уже с половины песенки начали вплетать в текст импровизированные фрагменты, адресованные конкретным слушателям. Уже очень давно Эдвин не встречал настолько хорошего барда.

Остальные Серые Стражники заняли места у богато украшенного, хоть уже и сильно побитого жизнью столика из вишневого дерева. Магнус сидел на низком табурете, Матильда в креслице, а Касс с мальчиком вдвоем уместились на неуместно огромном деревянном троне. Трон был украшен деревянной резьбой со сценами ярко эротического характера. Барда сильно позабавил, а Магнуса, напротив, привел в отвращение тот факт, что все персонажи сцен были исключительно мужского пола. Единственным утешением для Великана осталось то, что за столетия изображения так затерлись, что никто даже не заметил их суть. Пока на них не упал вечно острый глаз Шутника.

Песня подошла к концу, отзвучал забавный и трагический одновременно финал, в котором мышь уговаривает кота покончить с собой, чтобы самой добраться до лежащего в кладовке сыра. Аудитория разразилась смехом, а потом посыпались возгласы одобрения. Трубадуры встали и низко поклонились.