Сокровище Империи - Алексей Корепанов

– А сколько там осталось-то? – махнул рукой Граната. – Каких-то два десятка лет. Годится?

– Годится, – улыбнулся Крис.

– Рано радуешься, – охладил его Принц Датский. – Работодатель также обязуется без возражений и, опять же, ругани тестировать информер[29]исполнителя по первому требования вышеупомянутого исполнителя.

– Ну ты и штучка! – воскликнул Габлер.

Граната развел руками:

– Штучка со штучкой. Это я еще мягенько, со скидкой. Учитывая, сколько выпили вместе. И деньги за билеты туда-обратно мне вернешь. Содрать бы с тебя еще компенсацию за моральный ущерб… Я ведь мог уже сегодня зависнуть в этом Саду наслаждений… Да уж ладно, не буду, что-то я сегодня добрый. Творю, понимаешь, добро без устали, без края – натура у меня, тарам-парам, такая…

Крис слушал и молча кивал: мели, мол, мистер Мхитарян, язык без костей. Все было объяснимо: Граната чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что не летел с ними выручать Портоса. И прекрасно понимал, что, вполне возможно, он, Габлер, не сможет выполнить условия договора насчет денег в долг и тестирования информера. По весьма и весьма уважительной причине, каковой, несомненно, является смерть.

– Ну так что: согласен? – завершил наконец свои разглагольствования Граната.

– Так мне все равно деваться некуда… – развел руками Габлер.

– Тогда я за билетом?

Граната деловито поправил козырек каскетки и отлепился было от ограждения, но Крис остановил его:

– Подожди, исполнитель. Тебе бы физиономию немного перерисовать. Ну, с носом, понятно, ничего не сделать, а вот щечки подкачать… Подбородок подправить… Пленки там в глаза, прическу и все такое. Время еще есть – дуй в салон красоты. Затраты возмещу. И одежду обычную прикупи, переоденься. И только потом уже за билетом. А я буду Годзиллой любоваться.

Граната набычился и засопел, но длилось это недолго.

– Ты прав, – сказал он. – Так и быть, похожу недельку с чужой физиономией. Или сколько там она сохраняется?

– По-моему, дней пять, не больше. Потом вновь сможешь любоваться собственным неотразимым ликом.

– Неотразимым – это точно, – совершенно серьезно согласился Граната. – И где же в этом ангаре красавцев лепят?

– Тут поищи, вниз не спускайся. В справочной узнай.

Черноволосый носатый файтер кивнул и, держа перед собой фляжку, направился вглубь яруса. Крис проводил его взглядом и вновь сосредоточился на Годзилле. Тот продолжал радовать собственный желудок все новыми и новыми порциями разнообразной еды. Его можно было понять – хоть кормили на базе неплохо, но как надоедает один и тот же рубон…

Крис наблюдал за ним и думал о тех старинных книжках, которые читал-перечитывал в детстве. Как там все было просто, в той наивной фантастике, сочиненной давным-давно. Оказавшись в сложной ситуации, герои тех книг всегда находили выход из положения. Или же выход находился сам. Вот если бы сейчас опустилась с небес гигантская рука, взяла Годзиллу за шкирку и забросила за пределы Вселенной. Потом принесла сюда Портоса, целого и невредимого. Потом прихлопнула всех чужаков, набивающихся в соседи. А под конец погрозила бы пальцем Анизателле, и та вместе со своими подружками перестала бы гоняться за троицей файтеров, устроивших бойню в горном храме. Если бы эта длань господня еще смогла оживить Атоса… Э-эх, сюда бы этих старинных фантастов, сочинителей боевиков, в самую что ни на есть реальную жизнь, в двадцать четвертое августа восьмидесятого года Третьего Центума, в звездную Империю, нареченную Ромой Юнионом…

В общем-то, все нравилось Габлеру в этой фантастике, разве что книжные герои казались ему ну очень уж примитивными. Если и были у них мозги, то совсем немного, и Крис не мог понять – то ли авторы специально их изображают такими, то ли персонажи в какой-то степени отражают уровень самих авторов. Верить в последнее очень не хотелось…

Годзилла наконец завершил трапезу и, посидев еще немного за столом, тяжело поднялся и вышел из кафе. Но далеко убредать не стал, устроился в кресле в одной из зон ожидания – кое-кто сидел там в арт-очках, кое-кто играл в игрушки на унидесках. Сложил руки на животе и закрыл глаза.

«Правильно, – подумал Крис. – Навернул под завязку, теперь можно и пофазить».

Хорошо бы – навечно.

Агент чужаков… Даже если и невольный, все равно – агент чужаков. Чужаков! Габлер вспомнил агрессивных мальчишек, преградивших ему дорогу на ночной тверской набережной, и явно неадекватных типов на улице Карабинерной в Елисавете. О каком мирном соседстве с чужаками может идти речь, если и сами ромсы – далеко не та новая историческая общность, где каждый любит другого чуть ли не больше, чем самого себя, как твердили еще в школе учителя. Разве он, Кристиан Конрад Габлер, далекий потомок чистокровных землян, в глубине сознания считает равными себе автохтонов и даже кроссов? Да, он считает равным себе кросса Лино Пирико-туо-туо, потому что лично знает Арамиса и уважает его, но это уважение отнюдь не распространяется на всех других полугинейцев. То же самое и с Гранатой. Плевать ему на то, что в роду у Мхитаряна были корбы. Но корбов он не ставил на одну доску с собой. У Годзиллы темная кожа. Да, Юрий Гальс из колонистов, его предки жили на Земле, но он все-таки не такой, как он, светлокожий Крис Габлер. Где-то когда-то он то ли слышал, то ли читал, что именно этот вид розни самый живучий и, вероятнее всего, неискоренимый. Наверное, подобная рознь отсутствует только у ангелов, в давным-давно придуманном кем-то раю… Или и ангелы тоже разные?

Правда, к беллизонке Анизателле он, потомок древних скандинавов (как утверждал прадед) Крис Габлер, никакой неприязни не испытывал. А эта неприязнь землян к единокровцам из других планетных систем? Как ее преодолеть? А-а, короче, незачем забивать себе голову. О другом сейчас нужно думать…

Минут через сорок Габлеру надоело пялиться на дремлющего Юрия Гальса, и он повернулся спиной к ограждению. Народ бродил по ярусу, под ногами у прохожих путались резвящиеся детишки, кто-то шагал к эскалаторам, кто-то удалялся от них. Растерянно озирались, жевали на ходу, вели разговоры, целовались, передавали по кругу бутылку… Незнакомец, шагающий прямиком к Крису, заставил того напрячься – слишком целенаправленно он шел, словно именно Габлера выбрал для какой-то неведомой цели.

Опять какие-нибудь веронцы, не к местной ночи будь помянуты?

Незнакомец был одет в приталенную куртку цвета морской волны с треугольными серебристыми вставками на плечах и облегающие черные джинсы, заправленные в высокие ботинки на толстой подошве. Из воротника куртки выглядывала высокая горловина черного свитера. Одной рукой человек придерживал черную же сумку, свисающую с плеча, а под мышкой другой руки держал какой-то серый сверток. Габлер опознал в этом свертке свою куртку, из которой торчал козырек каскетки, и расслабился. Точнее – застыл от изумления.