Вдребезги - Юлия Резник

За спиной раздается тихий вскрик. Я оборачиваюсь, но не сбавляю шага. Еще пара минут, и мы доходим до места, где я спрятал машину. Запрокидываю голову к небу. Красивому. Высокому. Звёздному. С яркой, усыпанной бриллиантовой крошкой лентой Млечного пути, протянувшейся между горных хребтов.

— Садись! — командую, не отрывая взгляда от звезд и не торопясь снимать с плеч сына. За спиной что-то шуршит. Потом раздается звук открывающейся двери, следом — едва слышный хлопок, с которым она закрывается. — Ну, что, сынок? Прокатимся? Хочешь покататься?

— Я хочу к маме.

Это я мог предположить. Поэтому и позволил Олесе присоединиться к нам, вместо того чтобы поддаться искушению и оставить её Авдалову. Видит Бог, за то, что она здесь — ей следует благодарить сына. Осторожно спускаю его с плеч, открываю дверь и усаживаю Дамира в специально купленное для него автокресло. Пристегиваю ремень и, обойдя машину, сажусь за руль.

— Спасибо тебе, — доносится в спину. Отрываюсь от дороги и встречаюсь с Олесиным внимательным взглядом в зеркале заднего вида. Дамир спит, свесив голову на бок. Его быстро укачало на сплошь покрытой колдобинами и рытвинами узкой горной дороге.

— Я сделал это ради сына. Не ради тебя.

— Об этом я догадалась. Откуда ты узнал, что…

— Что он мой сын? Твоя соседка сказала.

— Катя? Значит, ты все же прочитал мою записку… Господи, я так волновалась, что этого не случится.

— На твоем месте я бы волновался о другом.

О том, что будет теперь. Теперь… когда между моей яростью и тобой нет никаких препятствий. Когда я могу сделать все, что угодно… Потому что ты абсолютно и полностью в моей власти.

— Я должна извиниться перед тобой. Объяснить…

Объяснить?! Клянусь, я воспитывался в атмосфере абсолютного уважения к женщине. Я ни разу в жизни не обидел ни одной представительницы слабого пола, если, конечно, это не касалось работы. Я всегда, еще с гребаного детского сада… всегда их защищал. Но прямо сейчас мне хочется её ударить. Сжимаю пальцы крепче на руле и отвожу взгляд.

— Знаю, такое сложно понять, но…

— Просто заткнись. Даже не пытайся… — слова даются мне с трудом. Будто весят не одно тону, и мне приходится поднатужиться, выталкивая их из себя.

— Тимур…

Этот грудной голос с придыханием… Я запретил себе его вспоминать. Но не забыл. Теперь я это понимаю.

— Если ты не заткнешься, я высажу тебя прямо здесь. Как и планировал.

Она ежится. А может быть, эту иллюзию создают колеблющиеся вокруг тени. Плевать. Я стараюсь этого не анализировать. Просто отпускаю то, что бурлит внутри, позволяя ярости течь по венам. Ярость — все же лучше той пустоты, что во мне поселилась. Ярость — это хоть что-то. Если и она уйдет, что останется от меня самого? Не хочу драматизировать, но… Черт! Как же я зол…

К счастью, в какой-то момент Олеся это понимает. И дальнейшие минут сорок мы молчим. А потом у меня оживает прикрепленная к уху гарнитура.

— Наша птичка возвращается раньше, чем ты рассчитывал. Минут через двадцать встретишься с ним на дороге.

Матерюсь под уж слишком веселый для такой ситуации смех брата. Наконец мне становится понятным то странное ощущение, которое преследовало меня все это время на каждом шагу.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — вздыхаю устало.

— Слушай, мне отец сказал прикрыть твою задницу — я прикрываю. Разбирайся с ним сам, если что.

— Ты всегда был чертовски послушным мальчиком.

— Кто-то из нас должен был им быть. Иначе бы мама поседела раньше срока, и папе это явно бы не понравилось.

Зажмуриваюсь всего на секунду. Голос Руслана окутывает меня подобно легкому пуховому одеялу, и я немного… совсем чуть-чуть оттаяв, сворачиваю разговор.

— Ч-что случилось?

Молчу. Я не собираюсь ничего ей объяснять. Съезжаю с дороги, останавливаюсь в тени деревьев и выключаю фары. Могла бы выйти отличная заварушка, но пока в машине Дамир, я не могу рисковать. Пока ждем, откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза.

— П-пожалуйста, Тимур, нам… Дамиру угрожает опасность?

Открываю один глаз. Нет. Она все же не понимает. Вообще ни черта обо мне не знает и не понимает. Впрочем, так даже лучше. Будет веселей.

— Нет.

Олеся захлебывается кислородом. Я слышу булькающий звук, с которым она проглатывает слова, готовые сорваться с губ. И мне неожиданно нравится это. То, как она собой владеет в любой ситуации. Дерьмо. Закрываю глаза и усилием воли заставляю себя отключиться от всего происходящего. Мы сидим в кромешной тьме минут десять. А потом ущелье освещается рассеянным светом фар. Дыхание сидящей у меня за спиной женщины обрывается. Она выпрямляется на сиденье и впивается пальцами в мой подголовник, но больше не произносит ни звука. Я даже не слышу, чтобы она дышала. Очень странно она реагирует, как для обычного, не подготовленного к таким ситуациям человека. Олеся не суетится, не истерит, не сыплет бесконечными вопросами… Делаю себе зарубку подумать об этом и, когда свет фар кортежа Авдалова скрывается за горой, и себе завожу мотор.

Олеся

Я понимаю, что Тимур меня наказывает, и не отрицаю, что заслужила это… Более того — я готова заплатить любую цену, которую он назначит, чтобы искупить свою вину. Но не сейчас. Сейчас мне нужна передышка. Мои силы подходят к концу, и пока у меня нет никаких соображений насчет того, как полнить их скудный резерв. Ощущение, что я разваливаюсь на части. События последних дней будто подвели меня к пропасти, на краю которой я балансирую из последних сил. Но самое странное, что у меня, похоже, развился Стокгольмский синдром. Мне ужасно жаль Мирзу, которого Руслан обезвредил. Что вообще означает это страшное слово? Он убил его? Или… как вообще это понимать?!

Обнимаю себя дрожащими ладонями. Стараясь не смотреть на водителя, поджимаю заледеневшие, сбитые в кровь ноги и закрываю глаза. Меня немного потряхивает от озноба, я то выныриваю из забытья, то снова в него погружаюсь.

— Олеся! Нас тормознули гаишники. Если что — ты моя жена. Мы едем на отдых в *ск.

Пока я отчаянно тру глаза, Тимур съезжает на обочину, открывает окно и приветствует подоспевшего полицейского.

— Ваши документы.

У меня стынет кровь. У нас нет документов! Вряд ли у Тимура было время их найти, а если так… что теперь будет? Ну, не станет же он обезвреживать и полицию?! Или станет? Если эти ребята на стороне Авдалова… Господи! Он уже успел обнаружить нашу пропажу?! Меня охватывает такая паника, что зубы начинают выбивать дробь. Еще немного, и я просто оттяпаю себе пол-языка.

— Пожалуйста, — Тимур протягивает что-то в приоткрытое окно, но я не успеваю рассмотреть, что именно.