Купите Рубенса! - Святослав Эдуардович Тараховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убийство с целью ограбления, определился с версией сыщик, к бабке не ходи. Жгут, как порядочный, сам открыл дверь своему палачу. Жертва и палач были знакомы, очень даже хорошо. А бумага крафт, при чем здесь она? В бумагу крафт что-то заворачивали, это ясно, она потому и называется упаковочной. Заворачивали, скорее всего, картину! Столкновение и убийство произошло из-за картины, это тоже ясно. Главное теперь установить, какую картину или картины украли, объявить их в розыск, задержать владельцев и…
«Неужели повезло?» – мелькнуло у Столетова. Сыщик от волнения даже слегка увлажнился; быстро раскрытое первое дело было как раз то, что так пригодилось бы начальственному глазу для продвижения Столетова по службе. Сергей не был холодным карьеристом, но здоровым честолюбием провинциала обладал вполне.
Столетов решил, что с экспертом-искусствоведом дело пойдет еще бойчее.
Эксперт был приглашен из Третьяковской галереи.
О, это был удивительный эксперт! Молоденькая, шустрая и незамужняя Лидия Павловна сразу очаровала милиционеров милой улыбкой и пушистой своей розовой кофточкой с двумя холмами под ней, на которых поневоле буксовали мужские глаза.
При ней был вскрыт красного дерева секретер Юрия Иосифовича, который поддался работникам правопорядка не сразу, со скрежетом и стоном, но в глубине которого среди бумажных завалов, к радости ахнувшей Лидии Павловны, был отрыт полный перечень картин и рядом – что было просто подарком! – отдельная стопка музейных подтверждений на каждую из них.
Лидия Павловна, восхищенная аккуратностью убитого, с жаром и даже напевая, принялась найденные документы изучать и сравнивать с тем, что висело на стенах. Она без устали трудилась два полных дня, питаясь только крепким кофе и французскими сигаретами «Житан» – Лидия Павловна обожала Францию!
Однако усердие очаровательной Лидии Павловны не было вознаграждено.
Осмотр картин не выявил никакой, ни единой кражи.
Все произведения были на своих местах, и каждому соответствовала собственная музейная атрибуция. Такой поворот очень и очень Столетова удивил и даже на некоторое время загнал его в тупик. Лидия Павловна, прощаясь со следователем, была расстроена, что не смогла помочь симпатичному и так похожему на француза молодому человеку, которому она хотела понравиться не только как эксперт. Лидия Павловна обожала Францию, искусствоведение и картинки, но и первое, и второе, и третье она охотно бы променяла на счастливое замужество и делание детей.
«Приходите в Третьяковку» – вот и все, что она, вскинув на сыщика зеленые завлекательные глаза, смогла сказать на прощание, надеясь, что сердце доскажет ему остальное; он кивнул ей, но вполне машинально, потому что к этому моменту уже вырулил из тупика и все его мозги и чувства был захвачены новой ситуацией.
Ему было ясно, что победоносный галоп пред начальственными очами не состоялся, потому что первая версия, очевидно, отпадала. Хотя поверить в это было трудно. Если не за картины, то за что еще было убивать интеллигентного шестидесятидвухлетнего коллекционера, которому, судя по обилию сердечных лекарств и пилюль в холодильнике «Симменс», и так оставалось жизни на донышке?
Столетов подумал еще и выдвинул новую версию: убийство на почве личной неприязни.
И, казалось, новая версия, двинула дело.
Быстренько призвали к ответу, просеяли сквозь сито дознания коллекционеров, владельцев галерей и реставраторов, общавшихся с погибшим Жгутом. Каких только типов не насмотрелся в этой публике Столетов!
Богатеньких ожиренышей, надувавшихся перед следователем в самодовольстве своем как пустые шары, и сговорчиво подлых, стремившихся всех быстрее оговорить, и алчных и востроглазых, даже в прокуратуре выискивающих прибыль, и глупых, не понимающих собственной глупости – всех насекомых качеств этих людей было не перечесть, но всех объединяло одно: трусили. За каждым водились грехи, понимал Столетов, каждого можно было бы брать и трясти, абсолютно каждого.
Но Столетову нужен был только Жгут.
К сожалению, ничего путного отловить не удалось. Да, общались, да, выпивали и закусывали и обменивались анекдотами и картинами, признавали дельцы от антиквариата, но больше ничего сообщить не можем. Рады бы донести, всей душой – нечего. «Может, брали у него в долг? Или давали сами?» – допытывал всех Столетов, желая ухватиться хоть за деньги как за главный мотив. Не брали, клялись допрашиваемые, потому что он никогда не давал, а сами не давали, потому что ему было не надо. И врагов у него никаких не было, человек был приятный и легкий, и единственное, что в жизни любил, были картины.
Как же так, думал Столетов? Человек любил картины, жил ради них, картины были смыслом его жизни, а убили не из-за картин. Несправедливо как-то, даже обидно за убитого. Тогда из-за чего убили?
Следствие топталось на месте, как слон на пятачке зоопарковой клетки. Начальство хмурило брови.
Свежую версию подкинули, спасибо им, соседи и самая неравнодушная среди них Людмила Петровна.
Девушки, единодушно подсказали они Столетову. Они, подлые. Таскались к Юрию Иосифовичу пачками, пили чай и коньяк, оставались на ночь и, конечно, цыганили деньги. Вот из-за денег они-то его и… Или сами, или ихние дружки.
Идея показалась Столетову богатой. Уж он-то знал проблемы женского коварства, сам недавно от него пострадал. Собиравшаяся выйти за него Элеонора объявила под самый Новый год – время выбрала удачно, – что предпочла его коммерсанту Азаряну. Дополнительно сообщила, что хоть и любит всем сердцем Сергея и будет крепко переживать, но он должен понять, что коммерсант Азарян как жених более перспективен, потому что отчисляет ей больше денег на косметику и прикид.
Вспомнив обо всем этом, Столетов дал добро, милиционеры сорвались в поиск и с помощью соседей и Людмилы Петровны стали отлавливать пташек, любивших общество Юрия Иосифовича, а, возможно, и его самого в последний, смертоносный год жизни.
Всего было найдено пять девушек. Не все, конечно, далеко не все, утверждала Людмила Петровна, но хоть что-то. Столетову надо было хоть кого-нибудь затралить.
Две подружки, обе Раи, Люба, Галя и худая брюнетка Тамара с большими, как блюдца, уставшими от жизни глазами, непрестанно дымившая пахучей длинной сигаретой.
Девушки до сих пор не знали о существовании друг друга. Талантливый Столетов их перезнакомил, надеясь, как учили ветераны советского сыска, сыграть на ревности, а еще лучше стравить, чтоб пташки зачирикали друг на друга.
Увы, из мощной ветеранской идеи ничего не вышло.
Девушки признались, что посещали Ю.И. как интересного, содержательного человека,