Адмирал Колчак - Валерий Дмитриевич Поволяев

не подвел его, Колчак понял, что эта тетрадка главная. Он выдернул ее из сумки, раскрыл. Это был дневник Толля.

Колчак открыл дневник, вслух прочитал несколько строчек по-немецки, потом, поняв, что они звучат нелепо, странно, дико среди людей, ни одного слова не знающих из этого языка, замолчал.

Обвел заслезившимся чужим взглядом людей, сгрудившихся в избушке, ощутил, как у него само по себе, произвольно дернулось одно плечо, правое, и опустил голову. Он окончательно осознал, что Толля им не найти никогда.

Толль писал в своем дневнике, что на остров Беннета он с тремя своими спутниками прибыл летом 1902 года. Поиски Земли Санникова ни к чему не привели, и он решил здесь, в этой избушке, перезимовать. Продуктов было мало, запас мяса надо было пополнять. Как? Способ только один – охотой.

Охота не сложилась – прилетных гусей было мало, патронов – тоже, те птицы, что сами лезли на мушку – кайры, чистики, топорки, плавунчики, – были несъедобны, тюленье мясо также мало годилось для еды… Это было ни мясо, ни рыба. Так в маете подоспел октябрь. Сделалось совсем холодно, и Толль принял решение покинуть зимовье и пробиваться на юг, к материку.

Судя по тому, что Колчак нигде на юге не обнаружил его следов, Толль туда не пробился, погиб по пути. Скорее всего, провалился в замерзающее море и ушел на дно. С ним – и трое его спутников.

Лейтенант перелистал еще несколько страниц. Рот его горько сжался.

В избушке находилась коллекция камней, разных предметов, собранных Толлем, – тех, что, по мнению барона, представляли интерес для геологии, геодезии или истории, здесь же был аккуратно сложен инструмент пропавшей экспедиции.

– Ну что, ваше благородие Александр Васильевич? – шепотом спросил Бегичев. – Есть Толль или нет Толля?

– Толль погиб, – пожевав губами и поморщившись от внутренней боли, сказал Колчак. – Погиб, как бы ни хотелось верить в обратное.

– Что будем делать? – прежним задавленным шепотом, словно у него пропал голос, спросил Бегичев.

– Экспедиционный инструмент Толля и коллекцию перенесем на вельбот, обследуем землю и отправимся обратно…

В один прием имущество Толля перенести не удалось. Бегичев с поморами, Железниковым и якутом Ефимом отправился к избушке Толля снова. Колчак остался на вельботе – его знобило, жар обметал лоб, губы, – лег на настил и накрылся брезентом.

Лекарства, которые имелись у экспедиции, были что мертвому припарки – проку от них никакого, единственное, что сейчас могло бы ему помочь, – баня. Раскаленная так, чтобы трескались доски, обжигающая не только ноздри и глаза, а обваривающая все тело. К бане же – пару хороших березовых веников, мятную настойку, чтобы кинуть на камни, да хорошие руки знахаря-разминальщика, который мог бы прощупать, растереть пальцами каждую косточку… Но ни бани, ни веников, ни знахаря-разминалыцика не было. Колчак застонал и забылся.

Вскоре в прозрачном зыбком мареве он увидел Сонечку Омирову, радостно улыбнулся ей, протянул руки. Соня улыбнулась лейтенанту ответно, также протянула руки, двинулась навстречу. Они шли друг к другу, но никак не могли одолеть нескольких метров, разделяющих их.

В конце концов Колчак не выдержал и побежал к Соне, выкрикнул на бегу что-то смятое, неразборчивое, собственного крика не услышал и крикнул снова, уже громче, что было силы, ощутив даже жар собственного дыхания: «Сонечка!» – и вновь не услышал своего крика.

Сонечка также спохватилась и побежала ему навстречу. Под ногами у нее вспыхивал яркий синий огонь – всполохи ультрамарина накатывали волнами, лизали точеные лодыжки, причиняли ей боль – Колчак отчетливо увидел, как изменилось Сонечкино лицо, глянул себе под ноги – он был наряжен в одежду, в которой провалился в трещину, с него текла вода, но холода он не ощущал – ощущал только жар. Сапоги его также были погружены в синий огонь.

– Сонечка! – снова прокричал Колчак, в ответ услышал зловещее воронье карканье, всхлипнул задушенно: откуда здесь, в Арктике, взялись кладбищенские вороны?

Колчак заболевал.

Он не заболел, вытянул – очнулся, наглотался лекарств, хотя память о купании в море около Земли Беннета осталась в нем навсегда – его часто прихватывали приступы жесточайшего ревматизма, тело, кости, мышцы скручивало так, что хоть криком кричи. Не помогли ни спирт, ни микстуры, ни порошки, ни банки – ничего.

Китайские знахари с их чудодейственными иглами, к которым он обратился через год после той экспедиции, уже находясь в Порт-Артуре, – также оказались бессильны.

Зубы у Колчака продолжали выпадать, беззвучно и безболезненно вышелушиваясь из больных челюстей, – к сорока годам Колчак уже почти не имел зубов. Своих зубов. Впрочем, с «чужими» – разными громоздкими протезами, насадками и прочее – ему тоже не очень везло. Север отнял у Колчака очень многое, и прежде всего – здоровье.

Взамен дал известность. О Колчаке заговорили как о серьезном исследователе – особенно после «экспедиции на остров Беннета, снаряженной Академией наук для поисков барона Толля» (таково было официальное название, данное плаванию вельбота с семью смельчаками). Экспедиция была оценена высоко – как «необыкновенный и важный географический подвиг, совершение которого было сопряжено с трудом и опасностью». Колчаку была вручена высшая награда Императорского географического общества – Большая Константиновская золотая медаль.[49]

Практически Колчак очень близко подошел к одной чрезвычайно важной для России проблеме – открытию Северного морского пути. Суда на Севере в ту пору, конечно же, ходили, но эти плавания были каботажные;[50] широкого караванного пути, как сейчас, не было, караванный путь из Мурманска во Владивосток проходил вокруг земного шара, через многие моря и океаны и занимал несколько месяцев… Колчак хорошо понимал, что значило для России открытие такого пути.

Он уже начал работать над монографией «Лед Карского и Сибирского морей»,[51] она была опубликована через несколько лет после Русско-японской войны, в 1909 году. В послесловии он написал: «Основанием для этого исследования послужили наблюдения над льдом в Карском и Сибирском морях, а также в районе Ледовитого океана, расположенном к северу от Новосибирских островов, произведенные Русской полярной экспедицией в течение 1900, 1901 и 1903 гг.». Колчак издал также четыре северные карты, перевел на русский книгу датского физика и океанографа Кнудсена[52] «Таблицы точек замерзания морской воды». Все это было очень важно для строительства будущего ледокольного флота, для освоения Северного морского пути, вообще для России…

2 января 1904 года в канцелярию Императорской Академии наук поступила телеграмма. Текст ее был длинный, приводить целиком телеграмму нет смысла – это был обычный отчет, – приведу только концовку.

«Найдя документы барона Толля, я вернулся на Михаилов стан двадцать седьмого августа. Из документов видно, что барон Толль находился на этом острове с двадцать первого июля по двадцать шестое октября прошлого года, когда ушел со своей партией обратно