Звезда Вавилона - Барбара Вуд

Но по его глазам она поняла, что с этим жить будет совсем не просто.

— Слушайте, — сказал он, — вам грозит опасность. Убийца решит, что мой отец передал свои тайны вам.

— И вам.

— О себе я могу позаботиться.

— Я тоже.

— Нет, вы не можете. — Он посмотрел на повязку на ее шее, розовая камея снова была чистой и покоилась под ее горлом. Потом вспомнил о кровавом следе, который оставил напавший на нее преступник. — Что ж, — согласился он. — Возможно, это так.

Наконец мистер Френч — высокий, элегантный, профессионал до мозга костей — провел их в отдельную комнату для совещаний и предложил занять места за большим столом. Сам сел во главе стола и достал толстый документ, который являлся завещанием Джона Мастерса.

Сначала он выразил соболезнования, потом сказал:

— Ваш отец хотел, чтобы содержание завещания было оглашено сразу же после его смерти. Очень важно, сказал он, не терять времени.

Прежде чем он продолжил, Гленн спросил мистера Френча, который был юристом отца на протяжении многих лет, знает ли он, что такое Морвен. Но адвокат не знал.

— Вы знакомы с Фило Тибодо? — продолжал Гленн.

— Мне известно это имя, но я никогда не встречался с ним. Его жена и ваша мать были подругами, если я не ошибаюсь. Женское студенческое общество, не так ли?

Когда мистер Френч начал с общего разделения имущества Джона Мастерса, Гленн был удивлен тем, насколько богатым был его отец. Они вместе с Кэндис напряженно и терпеливо слушали, пока мистер Френч перечислял, кому что отходит. И вот он произнес фразу, которая тронула девушку:

— Кэндис Армстронг я оставляю все права на Соломонов проект.

Хотя она и помогала ему проводить исследования, проект целиком был детищем гения Джона Мастерса. Книга все еще продавалась в колледжах и музеях и могла бы послужить ей неплохой прибавкой к доходам. Но более важной была мысль о том, что он оставил для нее частичку себя.

— Моему сыну Гленну я завещаю оставшееся имущество, после того как было распределено все указанное выше. Ему отходит дом и земля, на которой он стоит, и все внутреннее убранство. — Слушая, Гленн крутил золотое кольцо на правой руке. Крутил, жаждая поквитаться с убийцей. — Также моему сыну, — мистер Френч прокашлялся, — я завещаю Звезду Вавилона.

Гленн вскинул голову:

— Он упоминает о том, что такое Звезда Вавилона?

— Мне очень жаль. Больше в завещании ничего нет. Но мне было поручено передать вам это. — Он протянул через стол небольшой конверт. — В нем ключ от банковской ячейки вашего отца. Возможно, именно там находится то, что вы ищете.

Управляющий банка, невысокий серый человек с неправдоподобным именем Вермиллион, провел их в хранилище, затем в отдельную комнату со столом и стульями, сказав, что они могут не торопиться и если что-то понадобится, то можно нажать вон ту кнопку. Он поинтересовался, не принести ли им чего-нибудь, например по чашечке кофе?

Они отказались и ждали, пока за ним не закрылась дверь.

Потом Гленн, сняв шляпу и отложив ее в сторону, открыл ящичек.

В нем был один предмет: мятая картонная коробка, похожая по размерам и форме на коробку из-под обуви. Она была наполовину завернута в оберточную бумагу и перевязана шпагатом. На ней было два адреса — отправителя и получателя, — написанных почти неразличимым почерком, и множество иностранных марок. Внутри лежал упаковочный материал, оказавшийся мятыми страницами московской газеты.

В самой коробке были две вещи. Первая — очень старая карта из желтой, хрупкой бумаги, которая почти рассыпалась из-за того, что ее много раз сворачивали и разворачивали. Она была грубо нарисована, словно трясущейся рукой, все названия и подписи были на русском языке. У края карты находился знак X, и на него указывала стрелка.

К карте скрепкой подкололи страницу, вырванную из ежеквартального альманаха «Международный рынок древностей». Кэндис просмотрела ее и обнаружила только одно объявление о продаже с московским адресом: «Сергей Басков. Предлагается глиняная табличка месопотамской эры, письменность и дата создания неизвестны».

— Фамилия продавца начинается на Б, — сказала она. — Пропавшая папка с корреспонденцией вашего отца на букву «Б»? И Басков… Насколько я помню, был такой теолог в начале двадцатого века, по-моему, русский, звали его Иван Басков, и он специализировался на языках семитской группы. Многие годы ходили слухи, что он что-то нашел в пустыне и умер до того, как смог опубликовать материал о своем открытии. Если это правда, то, что бы ни нашел Басков, оно все еще там, ждет, пока его снова кто-нибудь найдет.

Гленн крутил на пальце золотое кольцо.

— Значит, мой отец планировал провести раскопки. Возможно, в местечке под названием Джебель Мара.

Они развернули мятую бумагу, чтобы увидеть, что внутри.

— Боже мой! — воскликнул Гленн.

Кэндис не поверила своим глазам.

— Это другая табличка. С тем же алфавитом, что на табличке Дюшеса. — Под ярким светом клинопись была отчетливо видна. Те же неопределимые символы. — Тут что-то написано, — сказала Кэндис, заметив какие-то каракули на полях вырванной страницы. Почерк принадлежал профессору: «Таблички хранились вместе со Звездой Вавилона». — Она посмотрела на Гленна. — Иван Басков исследовал регион между Тигром и Евфратом. Должно быть, он наткнулся на тайник с табличками. Как и Дюшес. Может, табличка Дюшеса из того же тайника.

Гленн остановил взгляд на глиняном древнем фрагменте, выглядевшем до того хрупким, что, казалось, малейшее дуновение могло обратить его в пыль. Он сидел неподвижно, крутя золотое кольцо, глубоко погрузившись в свои мысли. Кэндис подумала, что, наверное, так он изучал улики на месте преступления. Или рисовал картины света. Наконец он произнес:

— Доктор Армстронг, вы не заметили ничего необычного в письменах на табличке Дюшеса?

— Помимо того, что они неопределимы? Нет. У меня не было времени как следует изучить ее.

— Ни один из символов не повторяется.

Ее глаза расширились от удивления.

— И вы смогли это заметить?

— Двадцать два символа, каждый отличается от другого, ни одного повторяющегося.

— Это алфавит, — сказала она.

— Да. Или какой-то секретный код. Возможно, шифр.

— Ключ! — воскликнула она. — Тогда это объясняет, почему табличка Дюшеса была сделана не из глины, а из более крепкого материала. Это ключ к шифру, ключ, о котором говорил ваш отец! С фрагментом Дюшеса мы можем расшифровать, что написано на этой табличке. Нам остается только выяснить, какой язык заменяет шифр.

Гленн осторожно разгреб пальцем газетные обрезки и вынул полоску бумаги.

— Похоже, мой отец уже расшифровал код. Вот что написано на этой табличке.