Блин и клад Наполеона - Евгений Некрасов

Минуту спустя свет закатного солнца упал по-другому, и причесанные камыши слились с непричесанными. Блинков-младший обернулся – может быть, Виталий Романович все же подойдет? Но боровковский Леонардо уходил не оглядываясь.

Митек обогнал его и побежал дальше, зло и сильно работая палками.

У ворот стояла знакомая белая «Нива» Иркиного папы. Его-то Блинков-младший совсем не принимал в расчет! Проходя мимо, он потрогал капот – горячий.

В Оружейном зале за столом сидела Ирка со старинной книгой в кожаном переплете без названия и делала вид, что читает. Зрачки у нее не двигались. Верная напарница лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы подслушивала двух пап – своего и Митькиного. Они тихо разговаривали у камина, повернувшись к огню. Иван Сергеевич был в форме, на спинке кресла висел ремень с пистолетом. Блинков-младший подумал, что Иркин папа специально не загнал во двор «Ниву» с московскими номерами. Те, кто устроили Виталию Романовичу утечку газа, сломали тормоза и пытались отравить пса, наверняка наблюдают за домом. Одно появление полковника из Москвы наведет шороху среди боровковских мафиози.

Его заметили не сразу, а когда обернулись, у папы окаменело лицо.

– Дмитрий, ты мне нужен. – Он говорил, почти не шевеля губами, а только раскрывая рот, как кукла. «Дмитрий» вместо «Митек» или «единственный сын» не предвещало ничего хорошего.

– А что, и погулять нельзя? – буркнул Блинков-младший.

Папа молча захромал к двери. За его спиной Ирка передала всю необходимую информацию, то есть покрутила пальцем у виска и поболтала высунутым языком. «Дурак! Почему не сказал, что уходишь?», – понял Митек и пожал плечами. Сама разве не понимает, что его не отпустили бы?

Иван Сергеевич все заметил и улыбнулся:

– Привет, Митек. Ты что не здороваешься?

– Навязываться не хочу. Некоторые со мной уже не разговаривают.

– А я думал, ты разбогател и заважничал, – непонятно намекнул Иван Сергеевич. Голос у него был обычный, и Блинков-младший подумал, что, может быть, не так уж все и плохо.

Папа ждал в комнате, где сегодня ночевал Блинков-младший. Собранный рюкзак и скатанный спальник валялись на диване.

– Закрой дверь. Я слушаю.

Митек чувствовал себя виноватым, но не настолько, чтобы получать выговоры при закрытых дверях. Не настолько, чтобы папа смотрел на него, как на какую-нибудь жабу в соплях! Он сегодня чуть не утонул в болоте и чуть не отморозил ноги – для себя, что ли?!

– В чем дело-то пап? Я в Москве целыми днями один и не спрашиваю, когда мне гулять, а когда уроки делать. А тут сходил на лыжах покататься – и нате!

Папа выслушал с застывшим лицом и потребовал:

– Крест.

До Блинкова-младшего начало доходить.

– Пап, она мне подарила.

Папа протянул руку:

– Крест!

– Папа, – снова начал Митек, выуживая из кармана Полинин крестик.

– Только не ври. Лучше молчи.

Тут Митек понял все окончательно: Дудаков проболтался! Теперь папа считает единственного сына спекулянтом…

– Он врет! – еще раз попытался объясниться Митек. – То есть нет, он тебе сказал, как было, это я ему наврал.

– Я не желаю слушать, что там один жулик врал другому. Мне это неинтересно, – отрезал папа. – Верни крест.

В животе у Митьки что-то сжалось и застыло большим холодным булыжником. Он положил крестик папе на ладонь.

– Не требуй с нее деньги. Она мне подарила, а не продала. Это правда. – И Митек отвернулся.

За спиной скрипнула дверь, но папа не уходил.

– Интересно, – глядя в окно, сказал Митек, – если бы то же самое Дудаков рассказал про маму, ты с ней разговаривал бы так же?

Тишина длилась целую минуту. Потом дверь захлопнулась, и он услышал в коридоре папины неровные удаляющиеся шаги.

Теперь Блинков-младший признался себе, что выбрал не самое удачное вранье для того, чтобы остаться в Боровке. То, что он сам представился Дудакову спекулянтом – куда ни шло: сыщикам часто приходится работать под таким прикрытием. Но ведь он и Полину испачкал грязью!

Дверь скрипнула. Тяжелых папиных шагов Блинков-младший не слышал и понял, что это Ирка.

– Ну, ты и дал, Митяище! – начала она.

– Если пришла воспитывать, то лучше уматывай, – огрызнулся Блинков-младший.

– Дурак, – Ирка подошла сзади и положила руку ему на плечо. – Я сама ничего не знаю. Дудаков что-то сказал твоему папе, твой папа на него накричал и стал звонить моему, а в результате нас высылают в Москву.

– Нас бы и так выслали. А я хотел остаться и наврал Дудакову, что помогу ему купить золотой клад.

– Ну и что? – не поняла Ирка.

– А то, что это незаконно.

– Я не про то. Ты разве не мог признаться Олегу Николаевичу, что наврал?

– Он слушать не стал.

На улице загудела машина.

– Это нас, – вздохнула Ирка.

Когда Митек высказал про себя все слова, которые не пожелал выслушать папа (не так уж их было много), «Нива» уже бойко скакала по снежным заносам.

– Ну, что на этот раз? – ни кому специально не обращаясь, спросил Иван Сергеевич.

Ответила Ирка:

– Пропал человек. Митек уже кое-что разузнал, но его даже слушать не захотели.

– Про человека мне Олег рассказал. А вы расскажите про спекуляцию золотом.

– Это было прикрытие, – буркнул Блинков-младший.

Иван Сергеевич помолчал, оценивая информацию.

– К похитителям хотел внедриться?

Вот это нормальный сыщицкий разговор! У Митьки ком подступил к горлу: ну почему Иван Сергеевич понял все с двух слов, а папа не захотел понять?!

– Нет, дядя Ваня, это моя дурость, – признал он. – Я хотел остаться. Любой ценой, понимаете? Папа раненный, Виталий Романович старый… Я и пообещал Дудакову, что достану золото. Думал, он уговорит папу оставить меня дня на два.

– Он уговаривал, – подтвердил Иван Сергеевич. – Знаешь, как? Говорит: «Олег, купим золотишка! Я тебя в долю возьму!»… В общем, хорошо уговаривал. Года на четыре в колонии общего режима.

– А разве нельзя? – спросила Ирка.

– Если ты купишь у подруги ее собственное колечко, это ваше личное дело. А так, как Митек изобразил, – сплошная уголовщина… Ладно, сыщик, поговорю с твоим папой, – пообещал Иван Сергеевич.

– Я не просил, – заметил Блинков-младший.

– А я не для тебя, а для него поговорю. Думаешь, легко узнать про сына такие гадости? Да он места себе не находит!

– Если бы послушал меня, то нашел бы. Вы-то сразу все поняли.