Застенчивость в квадрате - Сара Хогл

Я все еще хожу с открыткой в руке, потерявшись в своих мыслях, поэтому когда из-за плеча неожиданно раздается голос Уэсли, я вскрикиваю.

– О-о-ой!

– Боже. – Он тут же отшатывается.

– Перестань подкрадываться вот так! Ради всего святого!

– Я не подкрадывался! Уже пять минут тут стою. Ты что, не слышала, как пикнула микроволновка?

Судя по всему, я на кухне. Уэсли доедает остатки пиццы, пока та не остыла.

– О.

– Я только сказал, что это я написал, – кивает на записку он.

– Ты – что? – Кручу кусочек картона в руках, будто там сзади может быть что-то еще.

– Я написал открытку по просьбе Вайолет. Подумал, что это для одной из ее старых подруг, из-за имени «Мэйбелл», – пожимает плечами он.

– Что не так с именем Мэйбелл?

– А я и не говорил, что с ним что-то не так, – безразлично отвечает он. – Ладно, я тут нашел пару грузовиков, они отвезут мебель и дорогостоящие вещи на аукцион. Вайолет была тем еще запасливым хомяком, но, к счастью для нас, тут еще осталось и кое-что полезное. За драгоценности точно должны дать неплохую цену, и если не транжирить, сможем всю выручку потратить на ремонт.

– Хочу дать рекламу о распродаже вещей из поместья, – сообщаю я. – Тех, что ты счел неуместными для аукциона в Мэривилле. – Пытаюсь убрать из голоса обвиняющие нотки, но это больное место. Такое ощущение, что в Уэсли вечно борются желание и необходимость: сам он хочет быть обоями, а приходится быть центральной композицией. Он берет инициативу в свои руки даже в тех ситуациях, когда сам не хочет, а я хочу. Дайте мне быть центральной композицией! Дайте шанс проявить себя!

– Столько покупок все еще в коробках, совершенно новые, было бы глупо не попытаться продать их.

– Здесь? – Машет он рукой с пиццей, и грибочек летит в сторону. – Ты хочешь устроить распродажу прямо здесь?

– Да. А это твое выражение, – не могу удержаться я. – Как человек может быть таким ледяным, аж до хруста!

– Ледяным до хруста? – морщится он.

– Вот и еще выражение. У тебя их два. Одно хрустящее, другое как прокисшее молоко, – с усмешкой указываю я. – Погоди. А вот и что-то новенькое. Обескураженное.

Он будто волшебной палочкой взмахивает – так быстро исчезают все эмоции, оставляя бесстрастную маску.

– А твое выражение, – начинает он, но тут же замолкает.

– Продолжай, – подначиваю я.

– Забудь. – Щеки у него стремительно розовеют. Не обескураженное, не прокисшее молоко, не ледяное. Можно даже подумать, что Уэсли Келер смутился.

И мне тут же хочется потыкать спящего медведя.

– Что ты собирался сказать?

– Ничего.

Он срывается с места, и я смеюсь. Уэсли только громче топает.

Все это весело и забавно, пока он не находит меня уже после вывоза мусора и не кидает мне резиновые перчатки и швабру:

– Надеюсь, ты не против запачкать руки, мисс важный координатор мероприятий.

Я лежу, лениво вытянувшись в пустой ванне на ножках-лапах, по какой-то причине поставленной в центре бальной залы, и читаю откровенный женский роман из старой коллекции Вайолет. Уэсли бросает взгляд на обложку и стискивает челюсти.

– Я пачкаю руки с тех пор, как приехала сюда, – сухо парирую я. – Не только вы несколько раз прошлись до мусорного бака, сэр.

Вряд ли я была способна оценить всю иронию ситуации до этого момента – а сейчас, натягивая перчатки, понимаю, что меня снова сделали горничной. Как жаль, что у нас нет денег на профессиональную команду уборщиков, и надо экономить на вообще всем, то есть дезинфицировать, отскребать, оттирать хлоркой, залатывать – и все самостоятельно. Задираю голову к потолку, откуда Вайолет наверняка смотрит на нас и наверняка зловеще смеется – можно только догадываться. Уже начинаю представлять ее с рогами вместо нимба.

– Не смешивай химикаты. Убедись, что окна открыты, пока убираешься. Если упадешь в обморок, «Скорая» приедет только через полчаса.

– Спасибо, приятель, – показываю ему большие пальцы я, но перчатки такие длинные, что мой саркастичный жест выглядит просто как неестественно искривленные руки. – Я в курсе, что смешивать химикаты – табу, но полезно узнать, что ты даже в больницу меня не отвезешь, если я грохнусь в обморок.

– Ты сама просила экономить деньги на бензине, – отвечает он, оставляя меня в одиночку наводить порядок. Это нечестно. Он со своим этажом закончит гораздо быстрее, с его-то мускулами. Думаю, в тренировки входит также подъем бревен вместо штанги.

И знаете, что самое паршивое? Отсутствие электричества. Можно было бы провести пылесосом вдоль всех плинтусов и не мучить спину, наклоняясь каждые пять секунд, чтобы собрать мусор в совочек. А еще я думаю, здесь раньше жила кошка, потому что стоит мне взмахнуть веником, как кошачьи волоски разлетаются в разные стороны, просто отказываясь сметаться в совок. Стены в западном крыле в терпимом состоянии, но все в царапинах: если получится стереть их, можно ничего не красить.

Бегу к подножию лестницы и кричу вверх:

– Ты видел меламиновые губки?

Сначала мне кажется, что он опять меня проигнорирует. Но потом что-то громыхает в стене, будто летит сверху вниз. Открываю сломанный кухонный лифт в холле и обнаруживаю там кусок выпавшего из камина кирпича с прилепленной запиской: «НЕТ». Агрессивными заглавными буквами.

– А прокричать ты не мог? – ору я прямо в металлическую трубу. – Просто сказать «нет» гораздо проще!

Закрываю подъемник, а минуту спустя все снова грохочет. Вытаскиваю пульт дистанционного управления для детского самолетика. В прилепленном сообщении говорится: «Не принесешь мне дезинфицирующие салфетки».

Прямо настоящий скупец, децибелы зря не тратит – наверное, настолько хорошо сохранившихся голосовых связок ни у кого не найти. Когда ему стукнет сто, сможет петь как Мормонский табернакальный хор.

Ворча себе под нос, хватаю салфетки с кухни, которая стала нашим основным складом чистящих средств, и бегом поднимаюсь по ступенькам.

– Я здесь, – зовет он из конца коридора справа от меня, помахав из двери рукой. Меня доставку до двери делать не нанимали. Поэтому, стоит ему высунуться наружу, швыряю всю пачку в него, как футбольный мяч, и попадаю в шею.

– Ой!

– Извини.

– Зачем ты это сделала?

– Я же извинилась! Почему ты сам не спустился?

Он хмурится и поводит плечом, что, на мой взгляд, выглядит как-то драматично. Попала-то я не в плечо.

– Ноги устали.

– У меня тоже! – На самом деле нет, но руки и спина – да, так что и мои заслуги требуют признания.

– Не ты же ходишь туда-сюда по лестнице весь день.