Парламент Ее Величества - Евгений Шалашов

– Прикажи, матушка!

– Скажи!

– Слово твое – закон!

– Новую присягу!

Анна Иоанновна, начиная чувствовать себя настоящей царицей, повела дланью, призывая к тишине.

– Так, верно, дети мои, новую-то присягу еще писать надобно, – резонно сказала царица, мечтавшая сейчас не о продолжении действа, а об отдыхе.

– А что ее писать-то? – усмехнулся владыка Феофан, доставая из широкого рукава лист бумаги. – Готова присяга-то! Вот, матушка-государыня, прочти сама. Все тут написано, с полным титулом.

Читать какую-то там бумагу у Анны уже не было ни сил, ни желания. Она, уже в который раз, окинула храм взглядом. Устала, совсем устала, домой бы надо да в мягкую постель. Даже и без Андрюшки. Упасть бы да и заснуть. Но народ смотрел такими преданными глазами, так поедал свою государыню взглядами, что она не выдержала.

– Читай присягу-то, владыка… – негромко велела Анна и, спохватившись, добавила: – И старую отмени.

Отменить старую присягу владыке Феофану хватило нескольких слов. Но вот читать новую стали уже все вместе, не выделяя ни «верховника», ни простого генерала. Только следили: Анна – краешком глаза, а остальные – во все глаза, – читают ли присягу князья Долгоруковы и иже с ними. Читали они присягу, еще как читали! И клялись не только «государыне императрице Анне», но и «самодержавице всероссийской».

Анна Иоанновна, глядевшая на сановников, неожиданно узрела Андрюшу. Оказывается, гвардейский капрал, хотя и вежествовал, не тесня высоких особ, но был здесь, рядышком.

«Что ж это я Андрюшеньку-то не узрела? – укорила себя царица и опять рассердилась на Долгоруковых. – Вишь, из-за них и любимого человека не видела!»

Поймав улыбку своего аманата, Анна почувствовала прилив бодрости. Сразу же захотелось сотворить что-то еще, приличествующее государыне. Как там Татищев-то? Вспомнив имя-отечество нетитулованного Рюриковича, спросила:

– Что там еще, в челобитной-то этой? Читай, Василь Никитич.

Действительный статский советник если и удивился, то виду не оказал:

– Просим мы, рабы твои, чтобы безопасную для правления государственного форму правления принять, учредить совет из высших чинов государства, чтобы они могли по всяким обстоятельствам дела и законы исследовать, а уж потом на утверждение Вашему Величеству их предоставить.

– Что-то не поняла я, господин Татищев, – склонила Анна голову набок. – Челом мне бьете, чтобы я Верховный тайный совет распустила, а сами просите новый совет создать?

– Верховный тайный совет, государыня, из восьми человек состоит. Из них четверо Долгоруковых да два Голицына. Просим мы, чтобы не отдавали кому-то предпочтения, – заявил Татищев. – Надобно такой совет создать, чтобы многие фамилии в нем присутствовали. И обид не будет, да и тебе, матушка-государыня, править легче станет.

Анна Иоанновна задумалась. Ежели два первых пункта челобитной ей понравились, то вот создание совета из дворянства – не особо. Неизвестно, что бы она придумала, но тут подал голос Василий Лукич:

– Государыня, на мой взгляд, сию челобитную следует обсудить. Обдумать.

Лучше бы князю было не встревать. Анна Иоанновна посмотрела на Василия Лукича, как на дохлую жабу, и голосом (вспомнила, как дядюшка-государь Петр Великий с генералами да князьями говорил!), от которого не только князь Василий, но и все остальные стали покрываться испариной, произнесла:

– Значит, князь Василий, лгал ты мне, когда заявил, что весь народ тебя просил Кондиции составить? Что все шляхетство наше и церковь православная Верховный тайный совет уполномочивали? Значит, решили вы свою государыню обмануть? – Князь начал покрываться бурыми пятнами, не зная, чего ему и ответить, а государыня махнула рукой, подзывая к себе вице-канцлера. – Андрей Иванович, где Кондиции-то те? – Взяв из рук вездесущего Остермана грамоту, Анна развернула бумагу во всю длину, а потом резко надорвала правый угол. – Возвращаю с наддранием. – Подумав, разорвала бумагу полностью. – И подпись свою назад забираю. Где тут перо и чернила? Татищев – давай-ка свою челобитную!

Остерман, немедленно метнувшийся к царице, вытащил непонятно откуда (не то – из-за пазухи, не то – из воздуха) чернильницу и перо, а чтобы государыне было удобнее писать, подставил собственную мясистую спину.

– Быть по сему! – шевеля губами от усердия, вывела царица. Добавив к резолюции подпись, передала бумагу, ставшую документом, Татищеву, присовокупив к этому:

– Верховный тайный совет распускаю. Поручаю тебе, господин действительный статский советник Василий Никитич, и тебе, князь Черкасский, составить проект совета. И обдумайте, чем совет сей заниматься станет, чтобы ему с большей пользой государыне и отечеству послужить!

Анна Иоанновна уже сделала шаг по направлению к выходу, другой, но тут до нее дошло: Верховный-то совет она распустила, а кто теперь государством-то управлять станет? Это что же, ей самой теперь во все дела вникать? Остановившись, резко повернулась к Остерману:

– Барон, а тебе еще дело будет. К завтрашнему дню придумай, кто заместо господ верховников моими верными помощниками станет. И, – опять призадумалась государыня, – название какое-нить дать, чтобы (скривилась Анна)… чтобы и напоминания не было о Верховном совете…

– Собственный Ее Императорского Величества Кабинет министров! – выпучивая глаза от усердия, подсказал Остерман.

– Вот-вот, – благожелательно кивнула государыня, пробуя на вкус название. А ведь неплохо назвал! – Пущай и будет Кабинет министров. А в Кабинете том министрами моими станут… – задумалась она, перебирая имена.

– Членов Кабинета министров можно и опосля назначить, – быстренько кивнул барон.

Анна прикрыла глаза. Ох, устала… Прав барон. Коли по уму – нужно бы об этом назавтра подумать-порешать, на свежую голову… Открыв глаза, увидела за спинами своего ненаглядного Андрюшу. Сегодня-то уж и не до него… А вот завтра… А ежели завтра прямо к ним тот же Остерман и припрется? Уж лучше прям щас и отмучиться… К тому же – если кто-то не тот войдет, так кто помешает ей неугодного из оного кабинета выкинуть?

– Ну, ты сам, господин вице-канцлер, президентом Кабинета и станешь… потом… князь Черкасский… (Эх, кого бы там еще, третьим-то? Дядюшку, Василия Федоровича, так он уже стар. Вот этого бы, который Татищев-Рюрикович, но тут бы кого с титулом)… а третьим пусть будет князь Юсупов…

«Юсупов-то родичем моему капралу приходится! – похвалила себя императрица. – А еще надобно из капрала хотя бы капитана сделать!»

Март 1730 г. Москва

Василий Никитич задержался в Кремле дольше обычного. Принимая от заспанного лакея подбитую мехом епанчу, перчатки и треуголку, действительный статский советник вздохнул, припомнив, что еще с утра велел кучеру ехать в псковское имение (рассчитывал, что сам вернется вместе с князем Черкасским, но затребовал из хранилища списки с грамот Земского собора о выборах первого Романова, увлекся, запамятовал и пропустил отъезд князя!). Стало быть, возка на месте не будет. «А извозчиков по сию пору днем с огнем не сыщешь! Придется пешедралом топать», – с грустью подумал Татищев.