Мой босс-тиран, или Няня на полставки - Лия Романовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степка тер покрасневшие глаза и с надеждой смотрел на отца.
— Ну... если бы я был лягушкой или там пауком каким...ээ... — Лев почесал рукой за ухом, думая, чего бы такого эдакого придумать, и вдруг нашелся, — О, это... я бы конечно к деткам хотел — домой. На травку, или в пруд там... детки-то поди ждут, плачут...
Степка в замешательстве отнял ручки от заплаканных глаз и с удивлением взглянул на отца. Может даже другими глазами взглянул.
— Ну да! — яростно поддержала начальника Мира, — Или к родителям. К маме...
— Нет! — вдруг крикнул Степка, — Не надо к маме! Не надо, не отдам!
Мира испуганно посмотрела на Льва и поспешила успокоить ребенка:
— Ну да, не надо к маме. Если только к папе... или к деткам, есть же у них детки наверняка.
— Ну не знаю... — неуверенно протянул мальчик и Лев понял, что нужно пока повременить с этим вопросом.
— Давай потом это обсудим, да? — обратился он к сыну, — А сейчас я предлагаю пообедать. Вы уже ели?
Степа кивнул, но все равно уверенным шагом направился на кухню.
— Там Пташкина тебе суп два раза грела, а ты все дрых и дрых.
— Не Пташкина, а Мира, — зачем-то тут же поправил Аверьянов, но Степа отмахнулся.
— Не суть! — серьезно ответил он и полез за кастрюлей в холодильник.
Еле успели отобрать, а то бы почти наверняка уронил.
Мира кинулась разогревать, Стёпка сел во главе стола и принялся болтать ножками, а Лев в это время нарезал хлеб.
«Милота какая...» — подумал он, не сводя взгляда с худых коленок Пташкиной. Коленки в ссадинах все равно оставались прекрасными — есть такая слабость у Аверьянова — он просто обожает острые девичьи колени. И тонкие щиколотки. И подъем высокий. И красивые пальчики на ножках. И на ручках тоже любит. А совсем уж фетиш - ключицы выпирающие. И зона эта, не помнит он как она называется — между ключицами и грудью — вся в голубых венках. Тоже нравится.
И плечи острые, шея чтоб тонкая и длинная... губки чтоб как у Пташкиной и глаза с поволокой, цвет любой можно. Но как у Пташкиной красиво. Бровки домиком и нос чтоб маленький был. Ямочки на щеках вообще прекрасно — у Мирославы есть, это плюс. Ушки маленькие — тоже красиво. Нет, лопоухость некоторая вполне допускается, это даже мило. Но у Пташкиной идеальные ушки — такие с изящно изогнутой раковиной и нежной мочкой. Вот если бы сейчас ее укусить немножко...
— Я говорю, борщ со сметаной или майонезом?
Лев встрепенулся и обнаружил зону с голубыми венками Пташкиной очень близко от себя. Опасно же... Хорошо хоть, что Степка рядом.
— А? Да.
— Что да?
— Всё да.
— Что всё? С майонезом? Или со сметаной?
— С ней. Со сметаной, — прохрипел Лев, стараясь не смотреть на голубые вены, проступающие сквозь белоснежную матовую кожу под ключицами.
Ел Аверьянов не торопясь и думая о своем. Ну как думая, скорее фантазируя. Ну не мог он заставить себя не фантазировать, когда рядом такая милая и смешная Пташкина. Такая свежая и легкая, с ароматом клубники и чего-то там еще. Такая тонкая и звонкая, что ммм...
— Пап, па-а-а... — из мира грез его вывел голос сына.
— Да?
— У тебя уже третий раз телефон звонит, ты чего не берешь-то? Мама что ли звонит?
Лев удивленно взял трезвонящий телефон в руки и принял вызов.
— Я перезвоню, — он хотел было отделаться от Анны, которая так настойчиво мешала ему насладиться миром грез и борща, но та, не давая ему больше вставить ни слова, выкрикнула:
— Это срочно! Кажется, я оставила у тебя дорогое кольцо моей тетушки. Прошу тебя — найди мне его! Я просто не смогу жить без него. Я не прощу себе его потерю!
— Успокойся, пожалуйста. Я уверен, что если ты и впрямь оставила его здесь, то я совершенно точно его найду.
— Что-то случилось? — спросила Мира, когда Лев, закончив разговор и поблагодарив за обед, встал из-за стола.
— А? Да нет... думаю, что нет никакой проблемы. Я сейчас.
* * *
— Где ты, говоришь, его оставила?
Анна принялась сбивчиво объяснить, но понять хоть что-то было не так-то просто.
Лев вновь нажал отбой и принялся искать пропавшее кольцо по всей спальне. И под кровать заглянул, и в шкаф, и в комод. И даже кровать расстелил, а ну как под простынкой где завалилось.
Так нигде и не найдя кольца, Аверьянов спустился вниз. Спросил у мимо проходящей Миры не видела ли она побрякушку, но та отрицательно замотала головой.
— А и видела, не взяла бы.
Лев вновь набрал Анну, а та возьми и расплачься, будто украшение самая большая потеря в ее жизни.
— Как жить? Как? — театрально вскрикивала бывшая любовница и Лев, закатив глаза, пытался отбиться от её слез и упрёков, но все было тщетно.
— Постой... — вдруг воскликнула она, — У тебя же нянька эта приходит. А ну спроси у нее, сто процентов это она кольцо уперла.
Слово «уперла» резануло слух, покоробило Льва. Прежде он не слышал таких выражений от интеллигентной Анечки, но сейчас все-таки списал это на нервы.
Но вот что по-настоящему поразило, так это предположение, что Мирослава могла взять чужое кольцо себе.
— Перестань! Это уже ни в какие ворота — обвинять мою няню в воровстве.
— Твою няню?!
— Ну... ты поняла, о чем речь. Конечно же няню Степы.
— Интересно почему ты ее защищаешь...
— Анна, кажется, мы с тобой расстались и...
— А...так значит мы с тобой расстались?!
— Эм... а разве нет?
Из трубки донеслись всхлипы, вначале тихие, потом все громче и громе.
— Я думала мы, а мы...
Сквозь рыдания во Льва понёсся поток бессвязных обвинений, да такой, что он даже не сразу сообразил, что нужно отбиваться.
— Я понимаю, что мы расстались, ладно уж, но кольцо-то отдайте мне, я точно оставила его у тебя.
— Его нигде нет, — устало повторил Лев, мечтая, чтобы этот разговор поскорее закончился.
— Ищи! Опроси всю прислугу. Охранника, няньку эту свою, пацана.
— Хорошо, — наконец сдался Аверьянов, — Я поищу еще раз. Но если не найду, уж извини.
— Найдешь! Или я сама приеду его искать!
— Приезжай, раз тебе так хочется.
— И приеду.
Лев отключился и задумчивым взглядом вновь обвел спальню. Он ума не мог приложить, куда Анна подевала это чертово колечко, будь оно неладно.
* * *
Тихомирова принеслась буквально через двадцать минут, будто колесила где-то неподалёку все это время, и с порога обдала всех тяжелым шлейфом духов и плохого настроения.