100 великих зарубежных писателей - Виорэль Михайлович Ломов

не удавались без его будоражащей сердце газели, дружеская пирушка теряла очарование без повторения его полных изящества слов». О поэте сохранилось много записей, но что в них правда, что вымысел, уже не различить. Да и не надо. Ведь стихи Хафиза нельзя рассечь на их мистическую и земную часть.

Мухаммад Шамсаддин (полное имя – Хаджи Шамсаддин Мухаммад Хафизи Ширази) родился в 1320 г. в городе Ширазе. Хаджи – уважительное имя, означающее «господин», «учитель», «наставник».

Род по мужской линии происходил из Исфахана. Его отец Бахауддин был торговцем углём и прекрасным декламатором Корана. Когда он умер, Шамсаддин был ещё ребёнком. Долги отдавать было нечем. Старшие братья разбрелись по свету, а мальчик попал на воспитание в чужую семью, где не прижился и стал подмастерьем в дрожжевом цеху. Треть заработка он платил учителю медресе, треть отдавал матери, остальное тратил на себя. Незаурядная память помогла ему к восьми годам выучить Коран наизусть и стать чтецом священной книги, за что впоследствии он получил титул «хафиз», ставший его поэтическим псевдонимом. Учитель познакомил его с сочинениями выдающихся поэтов Руми, Саади, Низами и Аттара, который впоследствии стал наставником Хафиза.

У простого люда Шираза любимым развлечением было соперничество местных поэтов в базарных лавках (дуканах). Шамсаддин посещал дукан торговца мануфактурой и там читал стихи, не отвечавшие канонам стихосложения и вкусам слушателей. В ответ на него сыпались одни лишь насмешки.

И тут, как водится со всеми великими поэтами, вмешалось провидение. Посетив чудотворную гробницу знаменитого отшельника, Шамсаддин всю ночь истово молился и под утро заснул на земле. Во сне ему явился старец, дал вкусить ему божественной пищи и благословил на сочинение газелей. Так юноше был ниспослан поэтический дар. Очнувшись ото сна, он сложил газель, которая принесла ему расположение слушателей и благосклонность отвергавшей его до этого красавицы Шах-Набат. В дальнейшем комментарии к этой боговдохновленной газели составили не один увесистый том.

Вскоре Хафиза стали приглашать ко двору. Поэт принимал приглашения, но особо перед правителями не распинался, во всяком случае, уделял времени больше газелям и чтению Корана, чем панегирикам. Спустя какое-то время поэта приняли в суфийский орден (Тарика).

Первым патроном поэта был Абу Исхак Инджу, любитель изящной словесности и пиршественного стола, покровитель наук и искусств. Хафиз общался с лучшими умами Шираза и совершенствовал свое образование. Десять лет музы и пиры не умолкали, поэт благоденствовал. Все бы хорошо, но Абу Исхак «пропировал» царство, и его на десять лет сменил жестокий и фанатичный Мубаризаддин Мухаммад. Хафиз посвятил памяти казненного Абу Исхака стихотворный отрывок (кьп^а), в котором назвал его имя в числе пяти выдающихся ученых своего времени.

Мубаризаддин ввел «сухой закон», закрыл все питейные заведения в Ширазе, запретил увеселения, ввел «полицию нравов» – мохтасебов. Хафиз откликнулся на введение «сухого закона» газелью, в которой под маской мохтасеба вывел нового правителя:

Хоть прекрасна весна и вино веселит, Но не пейте вина – мохтасеб не велит! Сух верховный закон этих смутных времен. Пей тайком, пей с умом, делай ханжеский вид. Сядь, как дервиш, в углу, спрячь в рукав пиалу. Нынче мир не вином – алой кровью залит.

После Мубаризаддина на двадцать лет к власти пришел его сын Абулфаварис Шах Шуджа, который отменил «сухой закон», облегчил бремя налогов для «людей базара» и стал оказывать покровительство «людям пера». Отношения Хафиза и шаха, на первых порах замечательные, в дальнейшем сложились не самым лучшим образом. Гордыня не позволила Хафизу признать любимого шахом известного знатока шариата и поэта Имада Кирмани равным себе. Мало того, он еще жестоко высмеял его в своей газели, чем привел покровителя в ярость. Последней каплей стало своеволие поэта, осмелившегося возражать властителю. Шах Шуджа, сам не чуждый стихотворству, завидовал громкой славе Хафиза и однажды бросил ему следующий упрек: «В ваших газелях отсутствует единый лад: несколько стихов посвящено вину, несколько – воспеванию возлюбленной, остальные мистике. Это противоречит нормам красноречия», на что поэт возразил: «Ты прав, повелитель, но при всех этих пороках мои газели известны по всему свету, тогда как стихи иных поэтов шагу не могут ступить за пределы городских ворот». После этого Хафизу осталось искать прибежища в других городах Ирана. Проживание в Исфахане и Йезде разочаровали его, и он вернулся в родной город.

К этому времени Хафиз стал столь знаменит, что правители всего мусульманского мира старались заполучить его к своему двору, однако поэт-домосед ни за что не хотел покидать Шираз, отговариваясь ссылками на здоровье и отписываясь стихотворными посвящениями. Зазывали его в Самарканд, Бухару, Багдад. Когда правитель индийского княжества Дакан, просвещенный шах Махмуд из династии Бахманидов направил поэту со своим визирем крупную денежную сумму, дабы поощрить его поездку, поэт не мог не откликнуться на приглашение. Но и тут судьба сыграла ему на руку. Отдав часть денег сестрам и раздав свои долги, поэт по пути к Махмуду остановился у друга, попавшего в беду, и оставил ему последние деньги. Едва Хафиз сел на корабль шаха, как разыгрался шторм, и поэт отказался от плавания и направил визирю газель, которую тот довел до слуха повелителя:

Как всех к себе влекут держава и корона! Но павшей головы не стоит трон монарший. Я вздумал морем плыть, но всех жемчужин мира Не стоит ураган, мой парус разорвавший.

Махмуд послал поэту щедрое вознаграждение.

Последние годы жизни Хафиза пришлись на время правления Шаха Мансура Музаффарида, убитого в бою с монголами. Предание гласит, что Тимур, захвативший Шираз, потребовал поэта к себе. Когда тот явился в рубище дервиша, владыка обрушился на него: «Я завоевал полмира, разрушил тысячи селений и областей, чтобы украсить Самарканд и Бухару, а ты, ничтожный человечишко, пишешь: "Когда ширазскую тюрчанку своим кумиром изберу, за