Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав

как когда? В бабушкиной молодости? Эту чёртову фразу про «не тот голос» я слышала от неё всегда, как только речь заходила о Всеволоде Алексеевиче. И когда ему было пятьдесят, и когда исполнилось семьдесят. Бабушку заело. Или ей доставляло садистское удовольствие меня задевать? Впрочем, когда голос у Всеволода Алексеевича действительно задрожал и заскрипел, я уже научилась держать и язык за зубами, и эмоции глубоко в себе.

А для меня он всегда был «тот». Тот единственный голос, который всё внутри переворачивает, душу вынимает. Пусть без прежней силы, без двух октав, предмета его гордости в молодые годы, пусть даже с астматическим свистом на вдохе, который уже трудно скрыть, как бы ловко он ни отдалял микрофон. Знаете, я даже больше люблю его поздние записи, а ранние, те, которые ещё бабушка слушала, где голос был «тот», почти никогда не ставлю. Для меня молодой Туманов — просто какой-то робот, извлекающий звуки. Он не задумывается, о чём поёт, только наслаждается юностью, силой молодых лёгких, собой на сцене. Неинтересно. Я люблю пусть не такой сильный, но проникновенный голос, с бархатными интонациями, с умением донести каждую фразу, наработанным не консерваторской муштрой, а годами практики, со смыслом, в каждое слово вложенным.

Менялось наше отношение к Всеволоду Алексеевичу, менялись наши отношения с ним. Но стоило зазвучать его голосу, и ты забывал все свои обиды. Плевать, что он сделал, как поступил, плевать, чем обернулись твои мечты. Голос! Тот самый, который звучал в твоём детстве, защищая от всех несправедливостей окружающего мира. Который согревал в голодной и обозлённой юности. Он утешает и успокаивает, он возвращает в сказку. Не те обертона, говорите? Нечистый звук? Дребезжание? Да к чёрту ваши стандарты высокого пения! Вон их сколько на эстраду понабежало, молодых. С консерваторским образованием, во фраках и бабочках. Клоны наших великих певцов. Клоуны. Они даже репертуар берут тот же, не говорю про ужимки. И что? Ну школа, ну вокал, ну две октавы. А души нет. Они собирают какую-то новую аудиторию, возможно. Но лезут почему-то к нам, поклонникам тех, кого они копируют. Вы думаете, нам нужны те песни? Фрак и бабочка? Верхние ноты без старческого дребезжания и астматического присвиста? Не нужны. Нам нужен наш голос. Наше детство. Наша память.

— Десять песен спел, — докладывала бабушка. — Хорошо ему, наверное, «Газпром» заплатил!

Я молча положила трубку, не понимая, как мир посмел так со мной обойтись? Я ждала его два года. Вы представляете, что такое два года в детстве? Целая жизнь! А он был тут, в каких-то двухстах метрах, через две стены. Проезжал сегодня по этой засаженной чёртовыми тополями улице, видел из окна машины мою школу, проходил по тем плиткам, по которым мы завтра так же, как и вчера, и позавчера, и всегда, будем гулять с собакой. И бабушка целых десять песен сидела и спокойно смотрела на него! И ничего не сделала! Это примерно то же самое, что выпить последний кувшин воды на глазах у умирающего от жажды, хотя лично тебе пить совсем не хочется.

Так я воспринимала случившееся в детстве. И долго ещё не могла простить бабушке, что она не отдала мне свой билет. Не знала, что приедет именно Туманов? Но чёрт возьми, я была в двухстах метрах от неё! Она могла выйти из зала, как только он появился, позвонить мне, и мы бы поменялись местами. Да что угодно можно было придумать!

Но вот он приезжает с афишным концертом. Ты дождалась, у тебя лежит билет на первый ряд. Ты выбираешь самое нарядное платье, покупаешь самый лучший букет. Ты не знаешь, когда именно он прилетит и откуда, но ты чувствуешь, просто чувствуешь, что он уже в городе. В твоём маленьком городе, который весь можно объехать за час. Разместился в единственной гостинице, едет в единственный концертный зал. Он проведёт в твоём городе сутки, но из двадцати четырёх часов твои — только два, пока длится концерт. А потом занавес закрылся, погас свет, и толпа теснит тебя к выходу. Вот этот момент — самый страшный. Потому что впереди снова годы ожидания, а он тем временем тут, рядом, сидит перед зеркалом в гримёрке, стирает краску с лица, прихлёбывает горячий чай. И тебя разрывает от неправильности, несправедливости происходящего, от твоих нереализованных желаний, хотя ты сама не знаешь, чего хочешь на самом деле.

И москвичкам мы завидовали, потому что в их городе возможности появлялись каждый день. Пусть сольные концерты он даёт раз в год, но есть ещё и сборные, ко всяким праздникам. Есть съёмки новогодних «огоньков» и «Песен года», есть фестивали и выставки, где он частый гость. А потом мы поняли, что москвичкам ещё хуже. Когда сами перебрались в столицу. Да, он рядом, как локоток, только не укусишь. Ты не сможешь ходить на все концерты, отдавать половину зарплаты за билет на «сборник», где он выйдет на одну песню. И там, в столице, где он дома, отшвыривать тебя от него будет во сто крат сильнее. Но это уже другая история, мы до неё доберёмся.

А пока Нурай чувствовала то же, что и я после звонка бабушки. С той лишь разницей, что она ещё не опоздала. Но вполне могла опоздать.

* * *

Это была авантюра чистой воды. А началось всё с книжки, оставленной кем-то из постояльцев в номере. Нюрка обнаружила её в ящике тумбочки, в котором добросовестно намеревалась вытереть пыль. «Ваши желания исполнятся». Какой броский заголовок. Вообще-то она ненавидела читать, даже автобиографию Туманова мусолила месяц. А тут открыла, с горькой усмешкой, присев на край ещё не застеленной кровати. Захра увидит — уволит к чёрту. А, плевать. Теперь уже на всё плевать. До приезда Всеволода Алексеевича оставалось три дня. Билета у неё по-прежнему не было. Да их уже и не осталось в продаже, тех билетов.

Нюрка листала страницы, всё больше вовлекаясь в нехитрый текст. Автор уверял, что все желания обязательно исполнятся, нужно только правильно желать. Думать не о средствах достижения цели, а о конечном результате. Представлять желание уже исполнившимся. И не противиться обстоятельствам. «Поддаться течению жизни, но не упускать из вида цель». Выходило так, что делать-то ничего и не надо. Только желать правильно — по книжке. В конце каждой главы даже примеры приводились и упражнения. Нюрка задумалась. А что она теряет? Да и приятно поверить в теорию, которая обещает золотые горы, но ничего от тебя не требует. Приятно и непривычно,