Лошадь. Биография нашего благородного спутника - Венди Уильямс

Мы с Шаалем спустились по крутому склону к пруду и болоту, возле которых команда палеонтологов аккуратно разбирала слои ила и водорослей. Проводить здесь раскопки – одно удовольствие: немедленная радость в результате очередного открытия, никакого тяжелого труда, нет опасности получить солнечный удар, не нужно протискиваться сквозь заросли кудзу и ядовитого плюща, но самое главное, наверное, заключается в том, что здесь не нужно трудиться десять лет, чтобы найти один-единственный зуб.

Когда меня пригласили попробовать разобрать материал самой, я обнаружила, что подчас могу вскрывать слои ногтем – без какого-нибудь там молотка, зубила или лопаты. Это дело требует некоторой аккуратности и осторожности, о чем не следует забывать, потому что листы каменной рукописи чрезвычайно тонки и ломки. Меня не заставляли надевать белые перчатки, как случается иногда в научных библиотеках, однако ощущение было очень похожим.

Охота за окаменелостями в Месселе, по крайней мере в начальной стадии, кое-чем напоминает труды в каменоломне: сначала вырубают крупный, больше метра в длину и ширину, шмат породы, так сказать книжный том, содержащий в себе окаменелости, а затем доставляют его из раскопа на место работы палеонтологов. Потом начинается более легкая и увлекательная послойная зачистка.

Я спустилась от камералки в саму «каменоломню», чтобы пощупать горную породу, столько веков хранившую здесь окаменелости.

«Осторожнее», – предостерег меня Шааль. Начался сильный дождь. Тропа, спускавшаяся в карьер, стала скользкой. Недолго и упасть.

Я кивнула, но тем не менее оставила его предупреждение без внимания, потому что была слишком взволнована.

Конечно же я упала, но вцепилась пальцами в «камень», вовсе не твердый, даже чуть податливый. Здешнюю горную породу невозможно назвать камнем, хотя некоторые исследователи и пользуются этим термином. Мой камень был гладок и мягок на ощупь, как необожженная гончарная глина.

Сохранность окаменелостей здесь настолько великолепна, что можно видеть даже волоски в конском хвосте или зубы жеребенка, еще находящегося в утробе матери. Заметны даже цвета на крылышках насекомых – образованные не красочным пигментом, а бороздками, подобными записи на компакт-диске. Ископаемый жук и сейчас отливает той самой металлической синевой, которой сверкал, как драгоценный камень, в эоценовом лесу. На окаменелых птичьих перьях видны не только стержень и опахало, но даже крошечные крючочки на концах бородок пера. Отлично сохранились чешуи огромного крокодила. Полупереваренные мотыльки обнаружены в желудках летучих мышей, а рыбьи кости – в животе предка современного ежа. Отдельные зернышки пыльцы, как и прежде, различимы в пыльниках цветов. Цветок древней водяной лилии выглядит в точности как современный. Тонкие косточки внутреннего уха древних летучих мышей четко указывают на то, что уже тогда эти зверьки располагали эффективными средствами эхолокации. На корнях некоторых растений заметны отдельные волоски.

Приматы Поулкэт-Бенч сопровождали лошадей. Аналогичным образом приматы присутствуют и в Месселе. Одна из окаменелостей, которую открывшие ее исследователи назвали Идой (см. рис. 5)[80], имела полный скелет и обладала так называемой Hautschatten – «кожной тенью» по-немецки, сохранившимся силуэтом кожного покрова. Мы видим полный контур ее туловища, видим, как кожа и мышцы облегали ее кости. Нам известно, что ее длинный хвост был покрыт шерстью, потому что на нем до сих пор сохранились отдельные волосинки. Ида невелика, тело ее не длиннее 30 сантиметров. Она еще имела молочные зубы. Мы видим также, что к моменту смерти в ее челюсти уже формировались взрослые зубы. В последний раз она поела листьев и фруктов, которые мы видим частично переваренными в ее желудке. Ее ладони свело трупное окоченение. Как и у нас, у нее было пять пальцев. Как и у нас, форма мелких косточек на концах ее пальцев свидетельствует о том, что их защищали ногти, а не когти или копыта. Ида настолько хорошо сохранилась, что ученые даже заметили, что она ломала запястье и перелом этот успел зажить. Ида, она же Darwinius masillae, какое-то время находилась в центре дискуссии, так как некоторые палеонтологи предполагали, что она непосредственно связана с той линией приматов, которая ведет к виду Homo sapiens. Современная точка зрения утверждает, что она уже отделилась от этой линии приматов, но буквально «только что». Различия между линией Иды и нашей собственной в тот момент были минимальны.

Рис. 5. Дарвиний (Darwinius masillae), получивший имя Ида. Карьер Мессель, Германия

© to227 / shutterstock.com

К числу спутников Иды относятся несколько лошадей, в том числе лошадь с четырьмя пальцами на передней ноге и тремя на задней, сильно напоминающая ранних коней Поулкэт-Бенч. Итак, маленькие перволошадки в эоцене были широко распространены по всему Северному полушарию.

В Вайоминге исследователям редко удается найти полные скелеты. Мессель же способен дать ответ на вопрос, каким образом лошади проводили первые «дни» своей жизни: мы видим животных зафиксированными в подробнейших деталях, словно бы на рентгеновском снимке. Детали, которые нам известны об окаменелых лошадях, сравнимы с деталями, открытыми нам Идой. Мы знаем, что ела Ида перед смертью, а изучение внутренностей одной из лошади показало, что животное умерло с виноградными косточками в кишечнике. В 1975 году немецкий палеонтолог Йенс Францен раскопал в Месселе полный костяк молодого самцa еврогиппуса[81], «кожная тень» которого подробно очерчивала мясистые части тела. В желудке животного находилась частично переваренная растительность. Позже была найдена еще одна превосходно сохранившаяся особь еврогиппуса. Одна из окаменелостей сохранила отпечаток кожи внешнего, похожего на оленье, уха маленькой лошадки, еще не превратившегося в заостренное ухо современной лошади; другая окаменелость – облик короткого, уже покрытого небольшими грубыми волосками хвоста, пока еще не способного эффективно бороться с оводами.

Кони в Месселе созревали быстро. Ученым удалось обнаружить примерно трехмесячного жеребенка (они могут судить о возрасте по состоянию костей), величиной примерно в две трети тела взрослого. Некоторые из беременных самок сами еще настолько молоды, что у них сохранились молочные зубы. Размножение в столь раннем возрасте несвойственно современным коням, однако в те времена, по мнению Францена, это было нормальным положением дел. Так как эти лошади жили самое большее несколько лет, эта способность к раннему размножению, очевидно, и стала причиной их исключительного распространения. Мессель открывает перед нами и другие тайны строения протолошадей, которые сделали их организм чрезвычайно гибким и стойким. Одна из таких особенностей – как ни странно, уникальная пищеварительная система лошади.