Шесть дней июля. О комкоре Г.Д. Гае - Владимир Григорьевич Новохатко

Гайдучек развернул машину и покатил по пустынной улице. Изредка из дворов выходили жители, провожали машину взглядом. Гай не смотрел на них — было неловко, что отдают село в руки белых. Это было, пожалуй, самым тяжким чувством в их походе. Да еще постоянная тревога — не обложат ли со всех сторон. Насколько лучше — хоть и тяжелее — наступать, занимать все новые и новые села, как это было в их июльское наступление вдоль Волги, когда шли в сторону Сызрани.

Да, тревога сверлит мозг уже шестые сутки — с того дня, как пришло известие о падении Симбирска. И самое неприятное — неизвестность, неведение того, где находятся главные силы белых и где расположены наши войска. Идем, можно сказать, вслепую, тычем пальцем разведки в настороженно-молчаливое пространство: наткнемся на кого или нет? И карта, на которую глядишь каждый день, полна загадок, везде чудится притаившийся враг. Кто их ожидает возле железной дороги? Свои или чужие?

Эти шесть суток — самый серьезный экзамен в его жизни до сих пор.

Поравнялись с отрядом Устинова. Бойцы шли молча, только кое-где звучал говорок. Была в этом молчании усталость прошедших дней, тревога перед неизвестностью, сосредоточенность солдатской работы — идти весь день с оружием в руках и знать, что так будет и сегодня, и завтра, и послезавтра. Что эта ходьба может прерваться одним — боем с неприятелем, из которого не всем удастся выйти живыми и невредимыми. Гай смотрел на нестройные ряды походной колонны, и в сердце росла тревога за этих усталых людей, за судьбу всего разросшегося сводного отряда. Пятый день петляем по лесам и полям, и никакого просвета, никакой ясности — сколько еще идти, кто встретится в следующий час этого затянувшегося марша.

За околицей Гая поджидал Лившиц. Поднял руку, сел в машину, наклонился сзади к Гаю:

— Кого ожидаешь встретить на железной дороге?

— Спроси что-нибудь полегче... Ожидать надо худшее, чтоб не застало врасплох. Поэтому я вперед послал проверенных людей. Павловский и Тоникс не робкого десятка. И отряд Павловского обстрелян.

— Раненые истомились ехать.

— Знаю. Может, найдем на станции дрезины, пошлем людей в дальнюю разведку в сторону Инзы, где-то же должны быть наши.

— А если ушли за Инзу?

— Куда бы ни ушли, будем пробиваться. У тебя что, другое мнение?

— С чего ты взял? Я спрашиваю, чтобы знать, к чему готовиться, к чему людей звать.

— Это другое дело... Ты сам верь и другим говори, что непременно к своим выйдем. Только бы в окружение не попасть — с обозом прорываться тяжко.

Лившиц попросил ссадить его возле госпитальных подвод:

— Потолкую с ранеными.

— Это ты правильно решил. Почаще к ним заглядывай.

Только тронулись, сзади из-за села донеслись выстрелы, потом зачастила пулеметная дробь.

— Давай туда, — Гай махнул рукой в ту сторону, откуда слышались выстрелы.

На окраине села поставили машину под деревья, дальше Гай с Ивановым двинулись пешком, потом перебежками. Добежали до строчившего пулемета. Петухов стоял рядом с пулеметом на коленях и смотрел в сторону приближающихся частыми перебежками белогвардейцев.

— Сколько их там?

Петухов глянул на Гая через плечо, ответил:

— Сотни две наберется. Шрапнелью бы их шарахнуть!

— Кожмяков на выстрелы пошлет три орудия, скоро приедут.

Слева заработал еще один пулемет. Белогвардейцы залегли, потом ползком двинулись вперед.

— Передай по цепи — приготовить гранаты, — скомандовал Гай, Петухов прокричал команду.

Стрельба разгоралась все сильнее, впереди возникла фигура офицера, он что-то прокричал, белые поднялись и кинулись в атаку.

— Беглым огнем! — закричал Петухов.

Зарокотали пулеметы, зачастили винтовочные выстрелы, атакующие стали падать, но цепь быстро набегала. Перед бегущими вспыхнули резкие разрывы гранат, цепь словно споткнулась, замедлилась и вдруг бросилась назад.

— Давай им, жарь вовсю! — азартно закричал Петухов пулеметчику. Тот, припав к пулемету, водил стволом влево-вправо, закусив губу. Вскоре стрельба стихла, вдалеке виднелись перебегающие фигурки людей, потом и они исчезли. Но минут через двадцать опять засновали люди, постепенно подтягиваясь ближе, — было ясно, что белые готовят еще одну атаку.

Прибежал ординарец, лег рядом:

— Орудия прибыли, вон устанавливают.

Гай оглянулся — на окраине села прислуга разворачивала орудия, лошадей отводили за дома.

— Беги туда, скажи, чтоб приготовились стрелять шрапнелью, — обратился Гай к Иванову, тот, пригнувшись, побежал к орудиям.

— Поленились окопаться хоть немного, — сказал Гай Петухову. — Вот и будут ненужные потери.

— Думал, не пойдут в атаку, — оправдывался Петухов. — Постреляют и отойдут.

— Они тебе сейчас отойдут, держись только, — укоряюще сказал Гай. — Если подойдут ближе, пойдем врукопашную, передай по цепи.

Петухов послал двух бойцов влево и вправо с приказанием, потом поднялся во весь рост и стал оглядывать в бинокль позиции.

— Подтянули еще людей, — сказал он с досадой. — Видно, решили всерьез нас вышибить.

— Сколько у тебя пулеметов?

— Четыре. Все стоят здесь, — Петухов повел рукой влево и вправо.

Гай взял бинокль у Петухова, стал глядеть перед собой. Цепи уже подошли вперед, взяв винтовки наперевес. Но едва они стали подниматься из лощины, сзади рявкнули орудия, и над головами атакующих возникли серые дымы шрапнели. Раздались пулеметные очереди, и опять в цепи стали падать люди.

Но на этот раз атакующие не добежали до прежнего места, залегли, потом стали отползать назад под клубами дыма шрапнельных разрывов.

— Скажи спасибо артиллеристам, — сказал Гай. — Без них тебе бы тут задали перцу.

Обрадованный Петухов молча кивал головой. Гай усмешливо посмотрел на него, потом сказал:

— Вряд ли они еще раз полезут. Подождем часок, будем сниматься.

Через час отряд Петухова оставил позиции и прошел походной колонной через село. Гай поехал вперед на машине. Солнце уже пекло вовсю, высоко над степью носились стрижи, медленно плыли по небу величавые белые облака. Гай рассеянно смотрел по сторонам, прикидывая, где примерно находится сейчас отряд Павловского с эскадроном Тоникса. На пригорке велел Гайдучеку остановиться и выключить мотор, вслушался в жаркую тишину погожего летнего дня — перестрелки не было слышно ни впереди, ни сзади. Справа по горизонту синел лес, Гай некоторое время смотрел в бинокль, пространство перед лесом было безлюдно.

Жаркий день давал себя знать — бойцы шли медленнее, чем утром, растянувшись длинными колоннами, у подвод с питьевой водой — кучки народа. Гай тоже остановился у одной из подвод, все напились еще холодной колодезной воды, поехали дальше. Воздух по горизонту уже струился маревом, над дорогой висела пелена пыли.

Догнав подводы