Хроники Розмари - Анна Данилова

– Адвокат?.. – Она растерялась. – Вы не могли бы повторить ваше имя…

– Ефим Абрамович. Вы где сейчас находитесь? Я – на Смоленской.

– А я – в Саратовской области…

В трубке послышалось легкое недовольное покашливание.

Татьяна Зубкова остановилась перед дверью квартиры, принадлежавшей ее племянницам, и задумалась. Ей стало не по себе, когда она представила, как много ей предстоит работы и хлопот, связанных с похоронами Алевтины. Это сейчас здесь так тихо и мирно, а через пару дней в комнатах будет толпиться народ, воздух пропитается специфическими запахами гробовых досок, цветов, мертвого тела и горячей еды. Но она должна, просто обязана все вынести, пережить, чтобы потом не было стыдно ни перед родственниками, ни перед знакомыми Али, которые наверняка будут оценивать и организацию похорон, и поминки.

Она открыла квартиру запасными ключами, которые хранились у нее по желанию Алевтины, перешагнула порог и снова замерла, прислушиваясь к тишине. Она мало что знала о последних месяцах и днях жизни племянницы, а потому сейчас, оказавшись одна в ее квартире и внимательно осматривая ее, она, быть может, и обнаружит там нечто такое, что подскажет ей, какой образ жизни вела Алевтина – чем дышала, чем жила.

Скромно, чисто, без претензий. Старая мебель, оставшаяся сестрам после родителей, старые шторы на окнах, вытертые ковры, вышедшие из моды люстры и бра, нетронутые, словно подернутые невидимой пылью, книги на полках, букеты искусственных цветов в массивных хрустальных вазах – все, как у всех, с той лишь разницей, что устарело лет на тридцать. Татьяна с гордостью вспомнила свой недавний ремонт, новую мягкую мебель, бытовую технику и подумала, что Алевтина, в отличие от нее, не сумела за пять лет работы у Людмилы скопить денег даже на стиральную машину, не говоря уже о мебели. В холодильнике у Али тоже было пусто, если не считать подсохшей капусты да десятка яиц. В хлебнице завалялась заплесневелая ватрушка. Может, Алевтина копила деньги, а потому во всем себе отказывала?

Уже очень скоро Татьяна поняла, что в доме время от времени появлялся мужчина: в ванной комнате на полочке она обнаружила бритвенные принадлежности, лосьон после бритья, в передней – мужские домашние туфли, а в спальне на двери висел тяжелый махровый мужской халат. В потускневшей хрустальной шкатулке на туалетном столике лежала пачка дешевых презервативов. Постельное белье, которое Татьяна внимательно рассмотрела, приподняв край покрывала с кровати, было старым, заношенным и застиранным, грязновато-кремового цвета. Как-то все печально было в этой квартире, все дышало бедностью, отсутствием радостности и одиночеством. Татьяна вспомнила, как здесь все было, когда сестры жили вместе, и поняла, что присутствие в доме Маши оживляло унылую обстановку квартиры: в вазах стояли живые цветы, повсюду были разбросаны книги с закладками, а из кухни доносился запах вкусной еды. Квартира была живая, в ней было много света и воздуха. Сейчас же хотелось броситься отсюда вон и никогда не возвращаться…

Татьяна села за стол, достала блокнот, чтобы еще раз просмотреть свои записи: что купить, кому позвонить, что заказать, кого пригласить… Проворно достала из нарядной сумочки калькулятор для подсчетов. Но пока что в голове ее прочно засели две мысли, одна важнее другой: как экономно распорядиться присланными Машей двумя тысячами долларов, чтобы по возможности потратить как можно меньше, и как бы придумать, чтобы эта квартира досталась ей, Татьяне. Кому поручить заняться этим делом, какому адвокату, чтобы он составил для Маши умное и вежливое письмо, способное убедить и без того богатую наследницу отказаться от своей доли?

Звонок в дверь испугал ее, и она не сразу пришла в себя, пока не поняла, что это, должно быть, Людмила, они же договаривались о встрече. И цель этой встречи для Татьяны была выколотить из прижимистой хозяйки Алевтины как можно больше денег на похороны.

Испытывая почему-то сильное волнение, Татьяна открыла дверь и, увидев высокую и крупную Людмилу, почувствовала, как ее прошиб пот.

– Входи… Можешь не разуваться, все равно мне здесь полы мыть. Да и вообще – дел невпроворот. Мы-то с тобой редко виделись, мало знакомы, но, поскольку встретились по такому грустному поводу, давай без церемоний. Пойдем в комнату. Я знаю, ты куришь, я сейчас пепельницу принесу. Хочешь кофе?

Людмила, высокая, с надменным лицом дама в норковой шубе до пола, напоминавшей своими формами башню, проплыла в комнату и только там скинула свою драгоценную шубу, аккуратно сложила ее на диване и, оставшись в красном шерстяном костюме и белых сапожках, тяжело уселась на предложенный стул. Достала из белой кожаной сумки золотой портсигар, вытряхнула тоненькую сигаретку и затянулась. И все это проделала молча, уставившись в одну точку. Татьяна почему-то решила, что та обдумывает кандидатуру нового продавца на смену погибшей Але, и ей стало как-то даже обидно за племянницу.

– Люда, Аля проработала у тебя несколько лет, а ничего путного, как я погляжу, – Татьяна обвела рукой пространство вокруг себя, – не нажила, даже стиральную машинку не купила. Маловато ты платила ей, вот что я тебе скажу. Поэтому теперь, когда девочки нет, не скупись, дай на похороны, бог, он же все видит…

– Сколько? – Людмила, переместив сигаретку в угол накрашенного рта, выпустила дым. – Ты уже сосчитала? У меня же бизнес. Сама понимаешь, все деньги вложены, я не могу позволить себе тратиться направо и налево… Сама себе во всем отказываю. Вон, уже два года ношу одну и ту же шубейку…

Оказывается, она картавила, да еще так смешно!

– Тысячи полторы долларов, – густо краснея, проговорила Татьяна, чувствуя, как под одеждой по спине течет пот.

– Ни ху-ху, я тебе скажу, – покачала головой предпринимательница. – Ты что, мать, о…ла? Где я тебе такие деньги возьму? Две тысячи рублей – это максимум, ты поняла? Я ехала сюда и думала: две тысячи дать или полторы, а ты мне в долларах загнула!

– Побойся бога, Людмила, Аля работала на тебя и день и ночь…

– Вот именно, и день и ночь! – Людмила затянулась сигаретой и снова многозначительно покачала головой. – Она с мужиком моим спала, а ты хочешь, чтобы я похоронила ее на свои кровные?

– Я не знаю всех ваших дел, да и не время сейчас обсуждать личное. Алю надо достойно похоронить. А ты прости ей все. Посмотри, как она бедно жила – ничего у нее нет. Все, что ты ей платила, она тратила на самое необходимое. Ты видела вещи, которые она носила? Все самое дешевое, простое…

– Зато у нее всегда была хорошая выпивка и сигареты. Да и по ресторанам она гуляла. Ничего ты о своей племяннице не знаешь, а я – знаю. Она машину мою разбила, вот и выплачивала. Да и вообще, у нее долгов было много, сколько раз я ее выручала. А ты, ничего не зная, катишь на меня… Пять тысяч, ладно, уговорила.

– Мне же еще землю покупать на кладбище, звонить в ритуальные услуги, одежду надо прикупить, платье покойнице, туфли… Она все больше в кроссовках… Тридцать тысяч – тысяча баксов, нормально…