Пират - Джин Вулф

— Все равно, что стрелять лошадей забавы ради, — заметил я, но никто меня не понял.

Наконец мы улеглись спать, единогласно приняв решение отправиться на Тортугу завтра утром.

Я проснулся среди ночи от звука, похожего на выстрел, и резко сел. Все собаки истошно лаяли. Раздался следующий выстрел, и я выкатился из палатки и схватил свой мушкет.

Пожалуй, то было самое яростное сражение из всех, в каких я участвовал, а мне доводилось участвовать в очень и очень жарких боях. Я услышал вопль, узнал голос Мелина и бросился к нему на помощь. Мы поочередно окликали по имени всех наших и стреляли в любого, кто не отзывался по-французски. Когда ночное небо посерело, мы стали стрелять пометче, прячась за стволами деревьев и выскакивая, чтобы быстро прицелиться и спустить курок. Казалось, противник превосходил нас по численности в шесть-семь раз, они теснили нас к морю и в конечном счете вынудили отступить на берег.

С одной стороны, это было плохо, поскольку здесь испанцы видели нас лучше, но с другой — хорошо, поскольку здесь мы могли укрываться за камнями и выброшенным на берег пла́вником, а они боялись последовать за нами на открытую местность. Один или два попытались, но угодили под наши пули, как только выступили из-за деревьев. Я думал, что скоро вернутся корабли и тогда всем нам крышка.

Но испанцы попросили о переговорах. Они поклялись, что не причинят вреда человеку, которого мы пошлем к ним, но не хотели присылать к нам своего представителя. Мы очень долго препирались по этому поводу, поскольку никто у них не говорил по-французски, а Мелин неважно говорил по-испански.

Вот тогда-то я и совершил один из глупейших поступков в своей жизни. Я сказал Мелину, что знаю испанский лучше, чем он, и стану переводить для него. Немного погодя мы с Мелином отдали товарищам свои мушкеты и ножи, поднялись по отлогому берегу и вошли в джунгли, чтобы поговорить с испанцами.

Там нас ждали двое, испанский офицер и испанский фермер. Насколько я понял, под командованием офицера находилось около десяти солдат, а под началом фермера примерно сотня других фермеров. Едва мы вступили под сень деревьев, они нас схватили и обыскали на предмет оружия — и, разумеется, нашли мой денежный пояс и забрали все золото себе. Мелин запротестовал, а я принялся орать дурным голосом, но все без толку. Они пообещали убить нас обоих, если мы не заткнемся.

Тогда я попытался напасть на них. Я выхватил нож из-за пояса у одного фермера, стоявшего поблизости, и бросился на испанского офицера. Я бы убил их всех прямо на месте, если бы мог; в жизни никого не ненавидел так, как ненавидел того парня. Это были мои деньги, заработанные тяжелым трудом и бессчетными треволнениями, помноженными на необходимость принимать сложные решения, и испанцы поклялись не причинять нам вреда, если мы придем к ним без оружия.

Я успел ткнуть офицера ножом в бок, прежде чем кто-то шарахнул меня по башке. Когда я очнулся (чувствуя себя как полураздавленное насекомое, отскобленное от подошвы башмака), руки у меня были связаны, и у Мелина тоже.

В конечном счете нам велели валить прочь — садиться в свои пироги и убираться с острова. Если мы подчинимся, сказали они, мы останемся живы и здоровы. Если мы откажемся, они будут удерживать нас здесь до прибытия их подкрепления. Они уже послали за ним, и оно придет завтра.

Мы сделали вид, будто не поверили, но на самом деле мы поверили. Я поверил, и наверняка Мелин тоже. Радость испанцев была явно непритворной. (Именно тогда я понял, как же невыносимо видеть радость людей, тебе ненавистных.) Последние несколько дней отряды солдат и фермеров прочесывали остров, и теперь, когда этот отряд нашел нас, к нему скоро присоединятся другие. Они разрешили нам похоронить наших мертвецов и наполнить водой фляги, а потом нам надлежало убраться прочь. Около полудня следующего дня мы покинули остров — двадцать или тридцать человек в четырех пирогах, — но тогда я еще толком не оправился и мало чего помню. Ночью мы устроили стоянку на побережье Испаньолы, а наутро двинулись к Тортуге.

Убогий городишко исчез с лица земли. Испанцы разнесли его огнем корабельной артиллерии, а руины подожгли. Тем не менее там осталось много людей. Они убежали в лес, когда испанские орудия открыли огонь. Вечером Мелин собрал группу мужчин и поговорил с ними.

Но предварительно он переговорил со мной. Я сказал Мелину правду. Со времени своего последнего разговора с капитаном Бертом в каюте на «Уилде» я впервые говорил правду — видимо, удар по голове сослужил мне хорошую службу. Я сказал, что раньше был пиратом, знаю навигацкое дело и вообще хороший моряк.

Я не помню всего, что сказал Мелин в своей речи. Кроме того, он говорил по-французски, и я не все разобрал. Насколько я понял, он сказал следующее:

— Друзья мои, нас загнали в угол. Если мы останемся здесь, испанцы снова придут и истребят нас. Если мы вернемся на Испаньолу, они поймают и перебьют нас, как скот. Можем ли мы вернуться во Францию на пирогах? Вы знаете, что нет. Каждый человек выбирает между жизнью и смертью. Я выбираю жизнь, и вот что я предлагаю сделать. С несколькими своими друзьями, с которыми уже все обговорил, я проследую вдоль побережья до Санто-Доминго. Ночью мы войдем в гавань на наших пирогах. Мы не зажжем ни единого фонаря, не произведем ни единого выстрела и поднимемся на борт подходящего судна, прежде чем трусливые псы успеют нас заметить. Бесшумно, как призрак, мы выйдем из гавани, а когда окажемся в открытом море… что ж, друзья мои, мне жаль любого, кто попытается встать на нашем пути. Те, кто хочет присоединиться к нам, должны быть готовы к утру. Некоторые не пожелают пойти с нами по той или иной причине. Мы желаем вам всего хорошего и просим лишь, чтобы вы выпили за наш успех, когда будете пить в следующий раз. На этом острове полно воды.

Когда наутро мы покинули Тортугу, у нас было в общей сложности семь пирог. Думаю, в каждой сидело по десять мужчин. Чтобы добраться до Санто-Доминго, нам потребовалось гораздо больше времени, чем я ожидал. Возможно, недели две, но мне кажется, ближе к трем. Во всех испанских селениях, встречавшихся по пути, мы грабили жителей. Нам приходилось делать это, чтобы не умереть с голоду. Некоторые испанцы оказывали вооруженное сопротивление, а многих наши люди убивали, невзирая на мольбы о пощаде. Мы старались по возможности не допускать убийств, но я не мог уследить за всеми, и Мелин не мог.

В одном отношении то время оказалось чрезвычайно полезным. Мы хорошо узнали друг друга и поняли, кто на что способен. Когда стало ясно, что мы достигнем Санто-Доминго на следующий день после заката, Мелин разделил нас на две команды: на бойцов и моряков. Я возглавлял команду моряков — полдюжины парней, не считая меня. Мелин руководил бойцами.

Они поднимутся на борт выбранного нами корабля и позаботятся об экипаже, убив всех, кто откажется сдаться. Моя команда взберется на палубу следом и в схватку ввязываться не будет, а постарается побыстрее увести корабль в море, перерезав якорный канат и подняв паруса. Я встану у штурвала и постараюсь вывести судно из незнакомой гавани в ночной тьме.