Ма(нь)як - Ирина Желтова

должен предстать перед ним во всей красе первого в мире идеального человека! Так что, выкидывай эту сосиску и переходи на овощи, — и Николай со смехом отобрал у Ивана остатки хотдога и быстро запихнул их в рот.

Сурненков лишь смиренно кивнул и допил пустой чай, прикидывая, как дать понять Маату, что он согласен на его предложение. Не встать же просто посреди улицы и не закричать об этом? Коля прав, оставалось одно — два месяца тотального аскетизма. И если повезет, личность Маата будет, наконец, раскрыта.

— Начальство велело прикрыть дело, — вяло бросил Николай, — и предложило нам с тобой отправиться в отпуск. В особенности Виталич упирал на тебя — после всего, что тебе пришлось пережить. А мне велено тебя охранять. Ты ведь не против, если эти два месяца я поживу у тебя? Мы не будем выходить из дома, закупаться всем необходимым будем по интернету и посмотрим, как Маат до тебя доберется. У тебя ведь стальная дверь?

— Стальная, — кивнул Сурненков. — И он непременно доберется.

— Вот я и хочу знать, как именно. Только ты не должен давать ему повода укокошить тебя. Ради этого я сам стану веганом на два месяца! Но только на два, — и Николай устало улыбнулся.

* * *

Когда Иван открыл глаза, на часах было шесть утра. В соседней комнате мирно посапывал Секачев. Иван встал и прошел на кухню подкрепиться остатками вчерашнего ужина — за два месяца вынужденного поста оба они заметно похудели, но и все же немного привыкли к отсутствию в рационе животного белка. Звук отключившейся микроволновки эхом пронесся по квартире, Николай застонал:

— Опять ты встаешь ни свет, ни заря! Нет, ну с тобой просто невозможно жить! За два месяца ты сделал из меня сову-инвалида!

— Коля, сегодня! Понимаешь? Я не могу спать. Это случится сегодня!

— Ну чего тебе бояться? — ворчливо протянул Секачев, медленно проковыляв в кухню и опустившись на табуретку рядом с приятелем. — Мяса невинно убиенных животных ты не ел — между прочим, как и я! С женщинами не спал и даже не думал об этом. Не думал ведь, так? Признавайся! Порнуху по ночам не смотрел?! Кайся, сын мой! — и Николай с притворно важным видом положил ладонь Ивану на голову, но тот только нетерпеливо отмахнулся. — Книжки всякие умные читал опять же. Саморазвивался изо всех сил, одним словом! Ну с чего Маату тебя убивать, а?

— Коля, за эти два месяца, что мы тут сидим в заточении, уровень преступности в мире упал вдвое. Вдвое, Коля! Я вот тут подумал, а что, если этот Маат прав?

— Ты мне лучше скажи, выжил ли хоть кто-нибудь после встречи с твоим милым дружком, — мрачно перебил его Секачев. — Не убить человека и взять в руки учебник математики — согласись, это ведь разные по сложности вещи.

— Его царство на Земле длится не больше года, а он уже добился того, чего ни один гениальный правитель, ни один тиран не добился за всю историю человечества!

— О боже, — простонал Секачев и устало покачал головой. — Ты свихнулся, друг мой. Давай лучше завтракать.

Иван налил в чашку крепкого кофе и вышел на балкон. Октябрь выдался на удивление теплым: солнечные лучи еще только начинали пробивать оборону плотного ночного тумана, в котором неспешно вальсировали яркие листья самых причудливых оттенков. На секунду Сурненкову почудились в них фигурки сказочных уродцев-лиллипутов, словно сошедших со страниц еще не выдуманных фантастических книг. Он засмотрелся на их размеренные движения, поражаясь безумию их форм — чья сумасшедшая фантазия выдумала их? Кто вдохнул в них жизнь и отправил роиться под его окнами? Николай тряхнул головой и зажмурился: это были просто листья в тумане и ничего более.

— Ну что? — раздался тихий голос справа от него. — Ты готов?

— Я согласен, — произнес Иван, не поворачивая головы.

На перила балкона приземлился лист-человечек без туловища. На его ногах покоился дверной проем, а в проеме том поблескивали звезды на фоне черного неба.

— Тогда следуй за мной, — и Маат просто шагнул в этот проем, а космос поглотил его без остатка.

Иван обернулся: Коля по-прежнему сидел на кухне, потягивая чай, и крутил ручки радиоприемника. Заметив повернувшегося к нему Ивана, он помахал ему рукой и улыбнулся, словно приглашая вернуться в квартиру. Тот кивнул и проследовал за Маатом в космос.

11.

Тяжелые ледяные капли градом сыпались из единственного окошка башни, и пол ее был сплошь залит водой. Брикер постоял у установки, напряженно вглядываясь в мутную серую пелену, наползавшую на маяк с севера, и отправился вниз — похоже, что сезон штормов обосновался в этой части океана всерьез и надолго.

Смотритель удобно устроился возле кухонного окна и в который уже раз открыл книгу, намереваясь внимательнее прочесть главу про Маат. Синее перо, стройная женская фигура… отчего же в его видениях богиня справедливости предстала перед ним в виде мужчины? Да еще с таким до боли знакомым голосом… Дмитрий отложил книгу и прижался лбом к стеклу. Шторм, словно безумный бродяга, отплясывал, потрясая своими свинцовыми лохмотьями, и ошметки их разлетались в разные стороны.

Брикер вдруг вспомнил слова старика-смотрителя об эсминце, который скоро непременно появится в этой акватории. В прошлый раз корабль ему просто померещился со страху, но ведь где-то должен быть и настоящий. Правда, старик и сам был не меньшим видением. Откуда здесь взяться атомному эсминцу да еще и в такой шторм?

Тьма за окнами сгущалась, ветер завывал все сильнее. Вероятно, все же придется закрыть на ночь ставни, чтобы не проснуться по колено в воде. Брикер нехотя нацепил дождевик и в который уже раз вышел на площадку. Его тут же окатило волной:

— Плевать на ставни, — зарычал шторм, — иди ко мне! Без тебя мой концерт не состоится!

— Ну уж нет, — пробормотал Дмитрий, продвигаясь к окну и пытаясь ухватить мокрые скользкие ставни, — второй раз я на это не куплюсь.

— Сегодня в моих чертогах пройдет суд. Без твоего присутствия он просто не имеет смысла!

— Давайте все же как-нибудь без меня, — отмахнулся смотритель, хватаясь за перила и направляясь к следующему окну.

— Без тебя невозможен ни суд, ни концерт, ни даже я! — взревел шторм.

И тут на перилах возникла Женя в обтягивающем желтом платье и с синим пером волосах — точно как с той фотографии, которую Брикер когда-то везде носил с собой.

— Тебе придется пойти, Дима, — усмехнулась она, уцепилась за его рукав и потянула к краю.

Он ухватился за ставень и уперся