Новая Магдалина - Уилки Коллинз

Та девическая нерешительность и робость, которые отличали ее обращение во время встречи с Мерси во французском домике, опять появились в ее тоне и обращении, когда она произнесла эти слова. Перемены, по большей части к худшему, сделанные в ней страданием, которое она перенесла с тех пор, теперь (в эту минуту) изгладились. Все, что осталось от лучшей и бесхитростной стороны ее характера, обнаружилось в наивном вопросе, который она задала Джулиану. До сих пор он чувствовал к ней отвращение. Теперь он начал чувствовать к ней некоторое сострадательное участие.

— Консул сообщил мне, что вы сказали ему, — ответил он ласково. — Но если вы послушаетесь моего совета, я посоветую рассказать вашу историю леди Джэнет.

Грэс очень неохотно, но покорно обратилась к леди Джэнет.

— Белье, о котором ваше сиятельство говорили, — сказала она, — принадлежало другой женщине. Шел проливной дождь, когда солдаты задержали меня на границе. Я несколько часов была под дождем и промокла до костей. Белье с меткой «Мерси Мерик» дала мне сама Мерси Мерик, пока сушились мои вещи. Я была ранена гранатой в этом белье. Меня унесли без чувств в этом белье после операции, сделанной во французском доме.

Леди Джэнет слушала с вниманием — и только. Она обернулась к Орасу и сказала ему тихо, с свойственной ей милой иронией:

— Она находчива на объяснения.

Орас отвечал таким же тоном:

— Чересчур находчива.

Грэс посмотрела попеременно на обоих. Слабый румянец показался на ее лице в первый раз.

— Неужели я должна понять, что вы не верите мне? — спросила она с гордым спокойствием.

Леди Джэнет по-прежнему поддерживала политику молчания. Она вежливо указала рукой на Джулиана, как бы говоря: «Обратитесь с расспросами к господину, который представил вас».

Джулиан, заметив это движение и румянец, выступивший на щеках Грэс, тотчас вмешался в интересах мира.

— Леди Джэнет задала вам сейчас вопрос, — сказал он; — леди Джэнет спросила, кто ваш отец.

— Отец мой был покойный полковник Розбери.

Леди Джэнет с негодованием взглянула на Ораса.

— Ее самоуверенность изумляет меня! — воскликнула она. Джулиан вмешался, прежде чем его тетка успела прибавить еще хоть слово.

— Пожалуйста, выслушайте ее, — сказал он с мольбой в голосе, в котором на этот раз было нечто повелительное.

Он обернулся к Грэс.

— Можете вы представить доказательство, — прибавил он более ласковым голосом, — которое убедило бы нас, что вы дочь полковника Розбери?

Грэс с негодованием посмотрела на него.

— Доказательство? — повторила она, — разве недостаточно моего слова?

Джулиан нисколько не рассердился.

— Извините меня, — возразил он, — но вы забываете, что леди Джэнет видит вас в первый раз. Постарайтесь поставить себя на место моей тетушки. Откуда она может знать, что вы дочь полковника Розбери?

Грэс опустила голову на грудь и села на ближайший стул. Выражение ее лица из рассерженного перешло к унынию.

— Ах! — воскликнула она с горечью. — Если б у меня были письма, которые украли у меня!

— Письма рекомендательные к леди Джэнет? — спросил Джулиан.

— Позвольте мне рассказать вам, как я их лишилась, — сказала она в первый раз умоляющим тоном.

Леди Джэнет колебалась. Ее великодушная натура не могла сопротивляться просьбе, с которой обращались к ней. Сочувствие Ораса не так легко было получить. Он небрежно пустил новую сатирическую стрелу — собственно для забавы леди Джэнет.

— Еще объяснение! — воскликнул он с видом комической покорности.

Джулиан услышал эти слова. Его большие, красивые глаза смотрели на Ораса с выражением безграничного презрения.

— Вы могли бы, по крайней мере, не раздражать ее, — сказал он сурово, — ее так легко обидеть!

Он опять обратился к Грэс, стараясь другим способом помочь ей выпутаться из затруднения.

— Оставьте пока объяснения, — сказал он, — за неимением писем, нет ли у вас кого-нибудь в Лондоне, кто мог бы удостоверить вашу личность?

Грэс грустно покачала головой.

— У меня нет друзей в Лондоне, — ответила она.

Леди Джэнет, никогда не слышавшая, чтоб у кого-нибудь не было в Лондоне друзей, не могла оставить этого без внимания.

— Нет друзей в Лондоне! — повторила она, обращаясь к Орасу.

Орас пустил новую стрелу едкой сатиры.

— Разумеется, нет! — возразил он.

Грэс увидела, что они обмениваются замечаниями.

— Мои друзья в Канаде, — вспылила она, — у меня там много друзей, которые могли бы заступиться за меня, если б я могла привезти их сюда.

Нельзя не согласиться, что когда в столичном городе Англии ссылаются на Канаду, то можно против этого протестовать на основании дальнего расстояния. У Ораса была готова новая ядовитая стрела.

— Это довольно далеко, — сказал он.

— Действительно, довольно далеко, как вы говорите, — согласилась леди Джэнет.

Еще раз благородный Джулиан попытался заставить выслушать незнакомку, вверенную его попечению.

— Имейте немножко терпения, леди Джэнет, — упрашивал он. — Будьте более внимательны, Орас, к этой одинокой женщине.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Грэс, — вы очень добры, стараясь помочь мне, но это бесполезно. Меня не хотят даже выслушать.

Она хотела встать со стула, произнеся последние слова. Джулиан ласково положил руку на ее плечо и принудил ее сесть на прежнее место.

— Я вас выслушаю, — сказал он. — Вы напомнили мне сейчас письмо консула. Консул писал мне, что вы подозреваете кого-то в краже ваших бумаг и вашего белья.

— Я не подозреваю, — быстро ответила она, — я это знаю точно. Говорю вам определенно, что украла это Мерси Мерик. Она была одна со мной, когда граната попала в дом. Она одна знала, что у меня есть рекомендательные письма. Она сама созналась мне, что была дурного поведения — сидела в тюрьме, вышла из приюта.

Джулиан остановил ее одним простым вопросом, набросившим тень сомнения на всю эту историю.

— Консул сообщил мне, что вы просили его отыскать Мерси Мерик, — сказал он. — Правда ли, что он наводил справки и не оказалось никаких следов подобной женщины?

— Консул не потрудился отыскать ее, — сердито ответила Грэс, — он вместе со всеми другими был в заговоре, чтоб бросить меня без всякого внимания и ложно обо мне судить.

Леди Джэнет и Орас переглянулись. На этот раз Джулиану невозможно было осуждать их. Чем далее подвигался рассказ незнакомки, тем менее достойным серьезного внимания находил он его. Чем больше она говорила, тем невыгоднее становилось сравнение ее с отсутствующей женщиной, имя которой она так упорно и дерзко приписывала себе.