Лекарство от любви - любовь - Ольга Егорова

Она вдруг вспомнила Германа. Его растерянный взгляд. Слегка сутулые плечи. Подумала: и он тоже?

Душа почему-то воспротивилась этой мысли. Она попыталась представить себе Германа. Вообразить, как его взгляд переполняется яростью, как взлетает вверх ладонь, сжимаются в кулак пальцы…

Нет, не получилось.

Но, в конце концов, как сказала опытная Кристина, у всех свои «прелести». Один не брезгует рукоприкладством, другой по бабам таскается, а третий – алкоголик. Паршин по крайней мере не пил. И кажется, по бабам не таскался. Хотя кто его знает. Теперь она готова уже была и в это поверить.

«Он не такой», – снова подумала она про Германа. И непонятно было, на чем вообще основано это глупое ее упрямство. Ведь человека этого она совсем не знает. Видела всего лишь раз в жизни, да и то мельком. То есть получалось, что ее убеждение на доводах разума никак не основано. А основано на дурацких и необъяснимых душевных порывах.

«Так быть не должно», – напомнила она себе. Душа – существо глупое и неразумное, ошибается в девяноста девяти случаях из ста. Это она, душа, целых десять лет шептала ей глупые сказки о том, что Паршин исправится. Что все у них будет замечательно, что он больше никогда, ни разу в жизни, и пальцем ее не тронет…

Что он «не такой».

Теперь душа стыдливо примолкла, осознав наконец, что была не права. Но ненадолго. Еще и месяца не прошло, а она уже снова затянула свою песню, выбрав новый объект вдохновения.

«Нельзя, – строго сказала себе Варя. – Ни в коем случае нельзя идти на поводу у своей души. До добра это уж точно не доведет. Нужно жить разумом. Нужно быть стервой. Наверное, все-таки нужно быть стервой. Так лучше, проще. Так безопаснее».

Она попыталась прогнать из головы тяжелые мысли. Вдохнула поглубже влажный воздух, встряхнула новый синий зонт и, задрав подбородок, быстрее застучала каблуками по мокрому асфальту.

«Я больше не буду думать о тебе, Паршин. Никогда. „Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга“. Это Бродский когда-то давно сказал. Очень точно сказал. Как разжалованная прислуга… Я буду думать о себе. Потому что все это время я думала о себе слишком мало. Пора наверстать упущенное…»

Варя почему-то верила в то, что если она и правда перестанет думать о Паршине, он это почувствует. И ему станет обидно и больно. Хоть чуточку обидно, хоть капельку больно…

На перекрестке она остановилась, поджидая, когда красный свет светофора, моргнув, сменится на желтый. Рядом притормозила машина. Дверца со стороны водителя открылась. Варя не обратила на это никакого внимания, не повернулась даже, а поэтому очень сильно удивилась, услышав вдруг, как кто-то произносит ее имя:

– Варя!

Из машины вышел, неосторожно наступив в лужу, Герман.

Варя сразу узнала его. «Надо же, – снова удивилась она. – За один вечер – уже вторая случайная встреча». И рассмеялась, заметив его растерянный взгляд. Он смотрел на свои ботинки, на брюки, которые были забрызганы грязной водой, и, видимо, чувствовал себя очень неловко.

Вдоль кромки тротуара образовалась небольшая река, перейти которую, не замочив ноги, было просто невозможно. Варя с усмешкой наблюдала за тем, как он, задрав брюки почти до колен, осторожно ступая на пятки, приближается к ней.

– Ну вот, – облегченно вздохнул Герман. – Добрался-таки до вас. Черт бы побрал этот дождь…

– А я люблю дождь, – ответила Варя. – Мне воздух нравится во время дождя. Он свежий, прозрачный. Дышится легко.

– Дышится легко, – согласился он, – только вот брюки стирать теперь придется. А утром еще и гладить. Ненавижу гладить брюки. Особенно по утрам. По утрам я хронически опаздываю на работу.

– Вы сова? Любите долго спать?

– Наверное, – согласился он, и Варя заметила грусть, мелькнувшую в его взгляде. Не удержавшись, спросила:

– Кажется, это вас удручает?

– Иногда, – честно признался Герман. – Хотя вот, например, сегодня утром я спал с удовольствием. Сегодняшнее утро вообще оказалось каким-то особенным.

– Почему?

Герман промолчал в ответ. Как будто знал, но не хотел говорить ей о чем-то.

Она вдруг поняла, что сама стоит под зонтом, а он продолжает мокнуть рядом с ней, и почувствовала себя неловко. Правда, почему бы не разделить с ним зонт?

– Идите сюда, – позвала она. – Если вы не любите дождь, вам наверняка неприятны его прикосновения.

– Я люблю дождь, – неожиданно рассмеялся он. – И мне очень приятны его прикосновения. Я просто брюки не люблю гладить, оттого и разозлился на него…

Но все-таки шагнул под зонт.

Оказалось, что зонт упирается ему в голову. Варя подняла повыше руку, но пользы от этого не было почти никакой. Слишком большая разница в росте практически лишала их возможности находиться под одним зонтом.

– Давайте я возьму, – предложил Герман, и проблема тут же решилась. Теперь зонт и в самом деле напоминал голубой купол церкви. Варя, задрав голову наверх, любовалась своим зонтом. На фоне беспросветного серого неба синий цвет казался особенно ярким.

«Красивый зонт, – подумала она, снова вспомнив про Паршина. – Вот так-то. И новый зонт у меня есть, и мужчина под этим зонтом уже есть тоже…»

– У вас какая-то букашка в волосах запуталась, – тихо сказал Герман и, прикоснувшись пальцами к ее волосам, выудил мелкое насекомое.

От его тихого голоса, от его прикосновения Варя почувствовала тепло и какой-то домашний уют. Под зонтом – как под крышей. И удивилась, потому что такое с ней случалось впервые, чтобы с незнакомым человеком она чувствовала себя так легко.

Некоторое время они молчали. Редкие прохожие, сконцентрировав напряженные взгляды у себя под ногами, натыкались на них, толкая то плечом, то локтем.

– Что мы здесь стоим? – Герман наконец нарушил молчание. – Вообще-то я собирался предложить вас подвезти. Пойдемте в машину…

– Ну уж нет, – категорично ответила Варя. – Во-первых, мне здесь близко. Я могу и пешком дойти, а во-вторых… Я хотела прогуляться немного, подышать воздухом. Я люблю гулять под дождем. Многие меня не понимают…

– Тогда, может быть, мы погуляем вместе? Если вы, конечно, не против…

Говорил он робко и неуверенно, как мальчишка. Она улыбнулась:

– Такое чувство, что вы меня боитесь.

– Нет, нисколько, – ответил он серьезно и тихо добавил: – Я, скорее, немного боюсь самого себя.

– На первый взгляд вы не производите устрашающего впечатления.

Она попыталась улыбнуться, но где-то в глубине души зародилась мысль о том, что она боится. Отчего-то боится саму себя. Потому что купить новый зонт назло Паршину было просто. И даже выбросить его фотографию, зажмурившись и не глядя, что делают руки, она смогла бы, наверное. Не сегодня, так завтра.