Мелодия любви - Айрис Джоансен

Сняв холст с портрета, она вгляделась в свое изображение.

День погас, вечерний сумеречный свет едва освещал комнату, а она все стояла у портрета, глядя на него глазами, полными слез.

Любовь. Джейсон как-то сказал, что портрет был наполнен любовью, и теперь она убедилась, что он был прав. Уже никогда она не сможет смотреть на портрет без того, чтобы не вспомнить Чарли и прожитую с ним счастливую жизнь. Чувства, которые вызывал этот портрет, были самым дорогим наследством, намного ценнее земных сокровищ, упомянутых Чарли в жалком клочке бумаги.

Записка. Портрет должен принадлежать Джейсону! Нет, она не отдаст его Джейсону!

Боль и обида с новой силой пробудились в Дейзи, и она не сразу сообразила, что имела полное право не отдавать ему портрет. Записка наверняка не имела юридической силы, Упомянутая в ней фамилия была вымышленной. Если бы Чарли было известно, при каких обстоятельствах появилась эта фамилия, он никогда бы не…

Откуда ей было знать, что сделал бы Чарли? Дейзи прикрыла портрет и с тягостным чувством отвернулась от него. Она не могла не выполнить последнюю волю Чарли. Портрет будет упакован и отправлен Джейсону.

Дейзи обвела взглядом комнату, и острая боль пронзила ее сердце. Нет, здесь она не останется. Слишком много воспоминаний связано с этой комнатой, с коттеджем. Часть жизни, которую она провела здесь, осталась в прошлом. В счастливом прошлом. Теперь ей надо было непременно уехать отсюда, заняться делом, которое принесет ей наибольшее удовлетворение. Если Джейсон жертвует всем, даже чувствами, ради своей музыки, то почему она не может полностью отдаться пению и забыть о своих переживаниях? Она уже не походила на маленькую, трепетную птичку, попавшую в когти орла. Тигры пришли к ней, она встретила их без страха, стойко и мужественно перенесла удары их острых клыков. И выжила. И у нее хватит сил невозмутимо смотреть в лицо Джейсона, если она когда-нибудь встретится с ним в Нью-Йорке.

Бери от жизни все.

Слова Чарли всплыли в ее памяти. Он произнес их, имея в виду не ее работу, а любовь и преданность. Что ж, ее любовь прошла, но осталась преданность пению, музыке.

Дейзи решительным шагом подошла к столу и подняла трубку телефона.

— Только что звонила Дейзи Джастин. Она согласна подписать контракт на партию Дездемоны, — выпалил Эрик, как только Джейсон ответил на его звонок. — Мы летим в Нью-Йорк послезавтра.

— Хорошо.

— Хорошо?! Я думал, ты будешь прыгать от радости.

— Как она?

— Потрясена. Страдает.

Джейсон крепче сжал телефонную трубку. Господи, до чего ему хотелось быть сейчас рядом с ней!

— Не оставляй ее в коттедже, перевези в отель.

— Теперь мы с Пег пойдем к ней и поможем упаковать вещи. — Эрик помолчал. — Она изменилась с тех пор, как я впервые увидел ее. Она оказалась сильнее, чем я думал. И чертовски умна.

— Будь все время с ней. Займи ее чем-нибудь… Не давай ей предаваться воспоминаниям.

— Постараюсь. — Эрик на минуту умолк. — Я, конечно, не настаиваю, но, может быть, ты скажешь, что между вами было?

— Нет.

— Я так и думал. Она мне нравится, Джейсон. Она… Особенная.

—Да.

— Какой ты разговорчивый сегодня! Богатый же у тебя запас слов! Только и твердишь «да», «нет», — съязвил Эрик. — А помнишь, один критик говорил, что, возьмись Шекспир сочинять музыку, он стал бы Джейсоном Хейзом?

— Позаботься о ней, Эрик.

— Конечно. — Эрик вздохнул и, смягчив тон, попросил: — Позаботься о себе, Джейсон.

Джейсон положил трубку телефона на рычаг и долго отсутствующим взглядом смотрел на телефон.

В том, что Дейзи взялась за роль в данных обстоятельствах, был риск, хотя и минимальный. Джейсон скрылся, боясь привязаться к ней, и теперь сможет заставить себя держаться подальше от театра. Сердце его сжалось от боли при мысли, что он никогда не увидит Дейзи на сцене, не услышит, как она будет петь его музыку, никогда больше не встретится с ней…

Тяжкое бремя разлуки он взял на себя ради нее. Он знал, что только при этом условии сможет выполнить обещание, данное Чарли, — позаботиться о Дейзи.

Слава богу, у него есть музыка. Работа была спасением, давала возможность забыться.

Он вышел из кабинета и через холл направился к роялю.

— Нет, нет, так не годится, — категорично заявил Джоуэл Рикерт, поднимаясь по ступенькам на сцену. — Черт возьми, Дейзи, что с вами происходит? Мне говорили, что вы пели Фантину два года, а в этой сцене действуете так, словно никогда не изображали умирающую героиню.

Дейзи услышала сдавленный смех Эрика, доносившийся из четвертого ряда, но не обратила на него внимания. Она была слишком усталой и подавленной, а тут еще режиссер… Конечно, он был прав. Ей не удавалась кульминационная сцена в опере, и она ничего не могла с этим поделать.

— В сцене смерти Фантины все было по-другому. Ее смерть… — Она замолчала, почувствовав отвращение к себе за попытку оправдаться. Куда подевались ее профессионализм и достоинство? — Вы правы, Джоуэл. В этой сцене я пою отвратительно.

— Вам не откажешь в точной самооценке, — недовольно буркнул Джоуэл Рикерт и повернулся к Кевину Биллингсу, игравшему Отелло. — А вы сегодня славно поработали, Кевин.

Он бросил сердитый взгляд на Дейзи.

— Только благодаря ему вы не провалили сцену.

Дейзи вздрогнула.

— Я попытаюсь спеть лучше.

— Попытаетесь? — язвительно спросил Джоуэл. — За две недели до премьеры вы наконец решили попытаться? Не кажется ли вам, что пришло время серьезно работать, а не пытаться?

— Не волнуйтесь, Джоуэл, — вмешался Кевин. — У Дейзи все получится. Остальные же сцены она исполняет великолепно.

— Не вмешивайтесь, Кевин, — огрызнулся Джоуэл, — и не будьте глупцом. Если она провалит эту сцену, то провалит и весь спектакль.

Дейзи в ярости посмотрела на Джоуэла, когда заметила, что щеки Кевина, едва видные над наклеенной бородой, стали пунцовыми. Кевин пытался защитить ее, подбодрить, а Джоуэл выплеснул на него свое раздражение и недовольство. За шесть недель репетиций она прониклась симпатией к Кевину Биллингсу. Кевин обладал всеми данными, необходимыми для оперного певца: актерским мастерством, великолепной внешностью, а главное — замечательным голосом, который как нельзя лучше подходил для партии Отелло. На сцене он вел себя солидно и серьезно, а за кулисами был веселым и дружелюбным молодым человеком без намека на самовлюбленность, свойственную многим «звездам» театра и кино.

— Оставьте его в покое, Джоуэл, — не выдержав, вмешалась Дейзи. — Зачем вы нападаете на Кевина, когда во всем виновата я?

— Вы правы, черт возьми! Это ваша вина, — мрачно произнес Джоуэл. — Если бы вы вложили в эту сцену чуть больше чувства, то я ни на кого не нападал бы. — Он возвел руки к небу. — Господи, неужели вы думаете, что мне нравится быть деспотом?