Герои Первой мировой - Вячеслав Бондаренко

— Ваше Императорское Величество, вы меня не знаете, но вы слышали обо мне отзывы от человека, которому вы верили. Я говорю о генерале Дедюлине… — Саввич страшно волновался и поэтому поспешил закончить прерывающимся голосом: — Я человек прямой, и потому я вполне присоединяюсь к тому, что сказал генерал Данилов.

Наступило молчание. Император отошел к занавешенному окну. Примерно через минуту он негромко произнес «Я решился. Я отказываюсь от престола» и осенил себя крестным знамением. Поспешили перекреститься и генералы. Обратившись к Рузскому, Николай II сказал:

— Благодарю вас за доблестную и верную службу, — и поцеловал главкома Северного фронта…

«Точно камень, давивший нас, свалился с плеч, — вспоминал этот момент Ю.Н. Данилов. — Минута была глубоко торжественная. Поведение отрекшегося императора было достойно всякого преклонения».

Вскоре в Ставку, на имя Алексеева, из Пскова ушла короткая телеграмма: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ».

По поручению Алексеева А.С. Лукомский и начальник дипломатической части Ставки Н.А. Баз ил и подготовили текст манифеста об отречении в пользу великого князя Алексея Николаевича, который Николай II подписал 2 марта 1917 года в 15.03. Поздним вечером в Псков прибыли представители Государственной думы А.И. Гучков и В.В. Шульгин, и в их присутствии Николай II после недолгого колебания отрекся от престола также и за своего сына — на этот раз в пользу младшего брата, великого князя Михаила Александровича. Официальная версия гласит, что сделано это было после того, как придворный врач объяснил Николаю, что страдающий гемофилией цесаревич Алексей не проживет долго и царствовать не сможет. Однако болезнь, даже тяжелая, — не причина отказа от трона. Гораздо вероятнее, что Рузский снова начал шантажировать Николая Александровича судьбой его жены и детей. И тот, уже надломленный и вконец измотанный всем происходящим, согласился…

Несмотря на то что было уже без двадцати минут полночь, второй манифест тоже был помечен временем «3 часа дня». Одновременно император назначил главой правительства князя Г.Е. Львова, а Верховным главнокомандующим — великого князя Николая Николаевича. В час ночи поезд уже бывшего императора наконец-то выпустили из Пскова в Могилёв — Николай собирался передать дела в Ставке новому Верховному и через несколько дней выехать в Царское Село. В ту ночь бывшего государя впервые увидели плачущим. А в его дневнике появилась запись: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман».

Однако на рассвете 3 марта Родзянко потребовал у Рузского и Алексеева не публиковать этот манифест, ссылаясь на якобы начавшийся в Петрограде солдатский бунт, участники которого требуют низложения всей династии Романовых. Алексеев поверил Родзянко и сообщил о новых обстоятельствах главкомам фронтов. В это время участники петроградского переворота без особых трудов уговорили отречься от прав на трон уже великого князя Михаила Александровича. И отрекался он в пользу не кого-либо из родственников, а Временного правительства. Революция развивалась по куда более радикальному пути, чем замышляли российские заговорщики в 1916-м — теперь Россия лишалась не только конкретного императора, но и династии. Но ведь «думцы» во главе с Гучковым хотели «всего лишь» власти и более эффектной модели управления страной, а представители армии во главе с Алексеевым — победы в войне. У их зарубежных «союзников» и покровителей цель была абсолютно иной — полный крах России. И первой ступенькой к этому и должен был стать крах монархии…

3 марта в 20.20 поезд бывшего царя прибыл в Могилёв.

Выйдя на платформу, Николай подошел к Алексееву, обнял его и поцеловал. «Принял Алексеева в вагоне, — записал бывший император в дневнике. — В 9 с половиной перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко». На следующий день в 10 часов утра состоялся последний доклад Алексеева Николаю II. На нем присутствовали также А.С. Лукомский и В.Н. Клембовский. Последний так описал этот доклад:

«Сколько должно было быть силы воли у Государя, чтобы полтора часа слушать последний раз доклад о великой войне. Ведь Государь, нечего скрывать, относился к боевым операциям не только сознательно, но Он ими руководил и давал определенные указания Михаилу Васильевичу. И все это оборвать, кончить, помимо своей воли, отлично понимая, что от этого, наверно, дела наши пойдут хуже. Я даже задавал себе вопрос: что это — равнодушие или ясно осознанная необходимость порядком кончить свою роль перед своим штабом? Только перед тем, как оставить всех нас, Государь как будто заволновался и голосом более тихим, чем всегда, и более сердечным сказал, что Ему “…тяжело расставаться с нами и грустно последний раз быть на докладе, но, видно, Воля Божья сильнее моей воли”».

Что чувствовал в эти дни Михаил Васильевич Алексеев, глядя в глаза человеку, которому подчинялся столько лет? Раскаивался ли в содеянном?.. Уже задним числом генерал-лейтенант А.С. Лукомский приписывал Алексееву фразу, якобы сказанную им утром 3 марта: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграммы главнокомандующим по вопросу об отречении государя от престола». Однако если бы Алексеев на самом деле раскаивался, он никогда не поступил бы так, как поступил 4 марта. В этот день, будучи в Ставке и узнав об отречении брата, Николай написал о своем согласии на вступление на трон сына и передал телеграмму об этом Алексееву для дальнейшей отправки в Петроград. Но Алексеев не только не отправил эту депешу в столицу, но и скрыл ее существование от всех. Генерал положил ее в свой бумажник и только в конце мая 1917 года передал как историческую реликвию А.И. Деникину…

Да и великий князь Александр Михайлович, приехавший в Могилёв 4 марта, никакого раскаяния в поведении генерала не заметил. «Генерал Алексеев просит нас присягнуть Временному правительству, — вспоминал великий князь. — Он, по-видимому, в восторге: новые владыки, в воздаяние его заслуг перед революцией, обещают назначить его Верховным Главнокомандующим… Мы стоим за генералом Алексеевым. Я не знаю, как чувствуют себя остальные, но я лично не могу понять, как можно давать клятву верности группе интриганов, которые только что изменили данной присяге».

7 марта от прикомандированного к Ставке товарища (заместителя) министра путей сообщения Н.М. Кислякова Алексеев узнал, что на следующий день в Могилёв прибудут четыре представителя Государственной думы с целью ареста бывшего императора. Никаких действий в ответ на это генерал не предпринял и даже не сообщил Николаю II о том, что его ждет. Раскаяние?.. Нет, никакого раскаяния Михаил Васильевич в те дни явно не испытывал…

Точнее всего роль Алексеева в ликвидации монархии в России описал 5 марта 1917 года генерал от инфантерии Н.И. Иванов: «Откажись Алексеев осуществлять планы Государственной Думы, Родзянко, Гучкова и других, я глубоко убежден, что побороть революцию было бы можно, тем более, что войска на фронтах стояли и теперь стоят спокойно, и никаких брожений не было. Да и главнокомандующие не могли и не решились бы согласиться с Думой без Алексеева».