Вид с дешевых мест - Нил Гейман

И я надеюсь, что в грядущие дни, недели и годы вопрос о том, где на самом деле пролегает граница между взрослой и детской литературой, и почему она такая размытая, и нужна ли она нам вообще (и для кого мы, в конце концов, пишем книги), еще вспыхнет у вас в голове, когда вы меньше всего будете этого ожидать, и примется досаждать вам, потому что вы тоже не сможете на него ответить, – по крайней мере, так, чтобы все остались довольны.

И если так оно и будет, то это время мы провели вместе не зря. Спасибо.

Я прочел эту речь в 2012 году в качестве лекции памяти Зены Сазерленд. Это мероприятие проводят в Чикаго каждый год, чтобы почтить память покойной Зены Сазерленд, всемирно известной исследовательницы литературы для молодежи.

Это не наши лица

Это не наши лица.

Совершенно на нас непохожи!

Или вы думаете, Джин Вулф и вправду выглядит так, как на фотографии в этой книге? Или Джейн Йолен? Или Питер Страуб? Или Диана Уинн Джонс?

Да ничего подобного. Все они носят личины, чтобы вас одурачить. Но личины спадают, как только начинается текст.

Все эти картинки, черные с серебром, специально для вас застывшие в вечности, – это просто маски. Мы сделали ложь своим ремеслом, так стоит ли удивляться, что у нас и лица лжецов, ложные лица, обманки для простака? Если верить фото, мы выглядим точь-в-точь как все, не правда ли? Того-то мы и добивались! Защитная окраска – вот что это такое.

Читайте книги – там иногда мелькаем настоящие мы. Возможно, там вы увидите, как мы выглядим по-настоящему: как боги и шуты, барды и королевы, песней вызывающие к бытию целые миры, заклинаниями рождающие нечто из ничего, жонглирующие словами и плетущие из них все узоры ночи.

Читайте книги. Там мы предстанем в истинных обличьях, как нагие жрицы и жрецы забытых религий: кожа блестит, умащенная благовонными маслами, с ладоней каплет алая кровь, а из открытых ртов вылетают яркоперые птицы. Да, мы совершенны, и как же мы прекрасны в этих золотистых отблесках огня!..

В детстве мне рассказали об одной маленькой девочке, которая как-то вечером заглянула в окно к писателю и увидела, как он пишет книгу. Он снял свое обманное лицо и повесил на гвоздик за дверью, потому что привык за работой оставаться с настоящим лицом. И девочка увидела его лицо по-настоящему – а он увидел ее. И с тех пор эту девочку больше уже никто никогда не видел.

А писатели с тех пор выглядят точь-в-точь как все, даже за работой (хотя иногда шевелят губами, а иногда таращатся в пустоту гораздо дольше и пристальнее кого угодно, кроме разве что кошек), и только слова их могут поведать об их настоящих лицах – о тех, что под масками. Вот почему людей, которые знакомятся вживую с создателями фэнтези, так часто постигает разочарование. «Я-то думал, ты будешь выше ростом (или старше, или моложе, или симпатичнее, или мудрее)», – говорят они нам, вслух или без слов.

«Я выгляжу совсем по-другому, – отвечаю я. – Это не мое лицо».

Это комментарий к моему фото в книге Патти Перрет «Лица фантазии» – сборнике писательских фотографий, вышедшем в 1996 году.

«Размышления»: о Диане Уинн Джонс

В общении с Дианой Уинн Джонс легко было забыть, каким потрясающим интеллектом она обладает и как глубоко и досконально знает свое ремесло.

При первой встрече она бы наверняка вас поразила: как-то не ожидаешь встретить такое дружелюбное и забавное, беззаботное и своевольное существо. Она была чуткой читательницей (я с огромным удовольствием вспоминаю писательский симпозиум в Милфорде, когда целую неделю я имел счастье слушать ее отзывы на рассказы разных авторов), но о технической стороне сочинительства говорила редко. Она просто рассказывала, что ей понравилось в той или иной книге – и до чего же ей это понравилось. О том, что ей не понравилось, она тоже могла сказать, но совсем нечасто, кратко и без лишних эмоций. В беседе о книгах Диана была как винодел, который всегда не прочь отведать вина и потолковать о том, каково оно на вкус и как на него подействовало, но о винодельческом процессе предпочитает умалчивать. Однако это не значит, что она не понимала процесса, – напротив, понимала превосходно, во всех тонкостях.

В частности, поэтому мне было так приятно читать эти очерки и размышления, эти раздумья о жизни, прошедшей в писательских трудах: в своей книге Диана рассказывает не только о событиях своей биографии, но и, наконец, о винодельческом (образно выражаясь) процессе.

Саму себя она в книге не описывает, так что я сделаю это за нее. У Дианы была огромная копна темных кудрей, а на губах почти всегда играла улыбка, точнее говоря, разные улыбки: от добродушно-расслабленной до широченной, восторженной, какой улыбаются люди, когда они невероятно довольны собой. А еще она часто смеялась, и у нее был легкий смех человека, полагающего, что мир – это такое забавное место, где полным-полно всякого интересного. Она хохотала даже над собственными шутками – как обычно хохочет человек, который начал рассказывать что-то веселое и понял вдруг, что и сам еще не насмеялся. Она слишком много курила, но делала это с большим энтузиазмом и удовольствием до самого конца. У нее был кашель курильщика. Она терпеть не могла дураков с самомнением, но вообще любила людей – всяких, и умных, и глупых.

Она была вежливой (или великолепно грубой, смотря по обстоятельствам) и, полагаю, относительно нормальной – ну, если не обращать внимания на завихрения и воронки невероятного, бушевавшие вокруг нее со всех сторон. Поверьте, я не шучу. Диана говорила, что в путешествиях ее «преследует невезуха»; я думал, она преувеличивает, пока однажды мне не довелось лететь с ней одним самолетом в Америку. Наш самолет сняли с рейса: за несколько минут до взлета у него отвалилась дверь. Следующего пришлось дожидаться много часов. Диана восприняла это как совершенно обычное дело для путешествий. Нет, правда, а что такого? В самолетах с Дианой на борту отваливаются двери. Под пароходами (с ней же) всплывают со дна морского затонувшие острова. Автомобили просто выходят из строя безо всяких на то причин. Поезда с Дианой приезжают в такие места, куда они ни разу еще не добирались и, строго говоря, добраться не могли.

Ну ладно, ладно, она действительно была ведьмой. Хранительницей котла, бурлящего идеями и историями. Она всегда делала вид, будто истории, написанные ею так складно и так мудро, произошли на самом деле, а ей только и оставалось, что поспевать записывать. Но в одном эссе из этого сборника, моем любимом, Диана рассказывает о том, как в действительности она писала свои книги, и показывает, какое невероятное мастерство и любовь вложены в каждую из них.

У Дианы была семья. Не будь у нее семьи, Диана не писала бы книг. Ее очень любили – и ее было за что любить.

На страницах этого сборника перед нами предстает опытная и одаренная мастерица, размышляющая о своей жизни, о своем ремесле и о том, из каких кирпичиков сложилась ее писательская карьера. Мы знакомимся с женщиной, которая соединила воспоминания об исключительно необычном детстве (впрочем, разве детство бывает обычным? Наверно, нет. Каждое детство исключительно, неповторимо и неправдоподобно, а Дианино просто оказалось неправдоподобнее многих), потрясающий ум, чувство языка и восприимчивость к историям, острое чутье на политику (на самых разных уровнях – личном, семейном, организационном, международном) и отличное образование (Диана отчасти была самоучкой, но, как вы узнаете из этой книги, ей довелось посещать лекции К. С. Льюиса и Дж. Р. Р. Толкина, хотя разобрать, о чем говорит Толкин, она всегда затруднялась[27]), – и вот, вооружившись всем перечисленным, она просто взяла и стала самой лучшей в своем поколении детской писательницей.