Безумие на двоих - Алекса Гранд

– Спасибо.

– За что?

Я не сразу соображаю, что ответить, теряясь под немигающим пристальным взглядом бесстыжих темно-карих глаз. Сглатываю нервно и не нахожу ничего, лучше, чем выпалить неопределенное.

– За все.

И в этот момент от неловкости меня спасает вежливая официантка в кипенно-белой рубашке и черных брюках, расставляющая перед нами заказ из двух капучино с миндальным сиропом, сэндвичей с лососем и сливочным сыром и ежевичных эклеров. Так что уткнуться носом в тарелку, пока румянец заливает щеки, кажется куда более безопасным, чем продолжать играть с Матвеем в гляделки.

И я старательно делаю вид, что уделяю все внимание содержимому пузатой кремовой кружки, а не изучаю, как ест Зимин. С чувством, толком, расстановкой отламывает кусочки хрустящего хлеба и неторопливо отправляет их в рот.

Так что за этим увлекательным занятием я не замечаю, как подходит к концу наш спонтанный завтрак, и даже испытываю нечто, похожее на разочарование, когда Мот расплачивается по счету и подает мне руку, помогая подняться.

И я с опаской вкладываю в его горячую ладонь свои пальцы и не могу не дернуться, потому что разряды тока снова гуляют по моему телу и туманят разум. И я отчаянно не хочу сейчас волочиться в универ, мечтая о том, чтобы продлить не имеющую право на существование близость.

– А давай сегодня вообще все прогуляем?

Будто прочитав мои мысли, подмигивает Матвей, и я с радостью принимаю его предложение. Сгорая от нетерпения, несусь к припаркованной неподалеку машине и замираю, когда сводный брат вроде бы не нарочно касается моего бедра. Он просто включал передачу, Саша… Просто…

С тихим свистом я прикрываю веки и позволяю себе раствориться в будоражащих кровь ощущениях. Волнение смешивается с предвкушением и заставляет воспаленное воображение рисовать непозволительные картинки. Пошлые, развратные, жаркие.

Интересно, что бы сказал, Мот, если бы…

– Приехали!

Ухмыльнувшись, сообщает Зимин и вынуждает меня возвращаться на бренную землю. Ставит авто на сигнализацию, когда мы выбираемся наружу, и набрасывает мне на плечи спортивную куртку, стараясь уберечь от порывов пронизывающего ветра, ерошащего наши волосы. А я до дрожи в коленях боюсь спросить, что переменилось в его ко мне отношении.

– Раньше мы часто бывали здесь с родителями…

С едва уловимой грустью роняет Матвей, и я, подчиняясь инстинктам, догоняю его и утыкаюсь носом между лопаток, обвивая руками за талию. Отчего-то верится, что теперь я не чужая для этого противоречивого колючего парня, которого мне вдруг хочется заслонить собой от недружелюбного мира.

И я заслоняю. Пусть на короткое время, на несколько жалких секунд. Пытаюсь поделиться своим теплом через слои разделяющей нас одежды. Не двигаюсь, не дышу и больше всего на свете боюсь, что Зимин меня оттолкнет.

Но он не спешит разрывать наш контакт. Отрешенно накрывает мои пальцы своими и сильно сжимает. Не говорит ничего. Не произносит больше ни одного слова за весь вечер. Но мне достаточно мостов, что между нами протягиваются.

Мы бродим по полупустым аллеям в щемящем молчании, греемся у небольшого ларька, вливая в себя по второму стаканчику ядреного черного кофе, и без особого энтузиазма возвращаемся домой. Потому что там простирающаяся между нами магия исчезает, распадается на крупицы, превращается в дым.

Там мне нужно в сотый раз убеждать маму, что ее свадебный наряд идеален и церемония обязательно пройдет как по маслу. Там Матвею нужно по десятому кругу отгладить висящую в шкафу рубашку. И там не стоит искать предлог, чтобы заглянуть в соседнюю комнату.

Запрещено, Саша. Табу.

Твержу монотонно и сама не замечаю, как проваливаюсь в сон, обнимая подушку. Всю ночь за кем-то бегу и открываю глаза совершенно измотанная. Надеюсь набраться бодрости у Мота, но и здесь меня ждет облом. Ни свет ни заря Зимин укатил в автомастерскую, и ни на какие пары не собирается.

Я же не могу позволить себе пропустить занятия. У меня по-прежнему висят несданные хвосты, я задолжала суровой Инге Аркадьевне доклад, и никто меня перед ней отмазывать не будет. Так что я пинками заталкиваю свое сонное тело в такси и ненадолго забываю, что в альма матер меня ждет тот еще серпентарий.

– Где цербера своего потеряла, Баринова?

Уперев кулаки в бока, цедит сквозь зубы Шарова, поправляя кашемировый шарф на тонкой шее, а я зависаю.

Цербер. Агрессивный строптивый пес, охраняющий царство мертвых. Наверное, лучше и не скажешь.

– Твое какое дело?

Не знаю, откуда черпаю храбрость, но больше не тушуюсь рядом с королевой потока. Не думаю, что ее ноги длиннее, волосы гуще, а шмотки – брендовее моих. Сейчас она обыкновенная девчонка, которую больше не выбирает самый популярный парень на курсе. Как-то так.

Может быть, странно, но с этим открытием мир обретает иные тона. Ярче начинают светить лампочки под потолком, дружелюбнее – улыбаться снующие туда-сюда студенты, и я совсем уже не удивляюсь, когда за парту рядом со мной опускается Крестовский. Делится ароматным жасминовым чаем в картонном стаканчике и благодушно подсовывает хрустящий пирожок с вишневой начинкой.

– Мота не будет сегодня?

– Не-а. В мастерской с машиной возится.

– Тогда я за тобой присмотрю.

Кивает важно, убирая в чехол неизменные солнцезащитные очки, и что-то печатает, яростно тапая по экрану последней модели айфона, норовя оставить вмятины на стекле. И я невольно перегибаюсь через его плечо, выхватывая из эмоционального диалога «какого хрена ты все решаешь», «нам надо поговорить» и «засунь в задницу свои аргументы».

Увлекшись чужой личной жизнью, я получаю замечание за невнимательность и остаток пары сижу, как мышка. Кропотливо конспектирую за преподавателем термины, больше не сую свой нос, куда не просят, и изображаю из себя прилежную студентку до того момента, пока не прозвенит звонок.

– А доклад?

– У меня пара у третьего курса, занеси сама на кафедру, Саша.

Получаю от устало трущей переносицу Инги Аркадьевны руководство к действию, вместе с Игнатом лечу по коридорам и передаю ему свою сумку, прижимая к груди папку-скоросшиватель – результат трех бессонных ночей.

– Я сейчас.

С мягкой улыбкой, расцветающей на губах, предупреждаю оставшегося за спиной парня и меньше всего жду, что он с грохотом захлопнет за мной дверь. И я останусь одна в большом кабинете с кучей книг. Без средств связи и с обретающей реальные черты перспективой пропустить свадьбу собственной матери.

– Крестовский, это совсем не смешно! Открой!

Молочу кулаками по толстому полированному дереву и все еще не расстаюсь с надеждой, что это всего лишь розыгрыш. Глупый, дурацкий розыгрыш. Но доносящиеся сквозь преграду слова убеждают меня в обратном, разливаясь кляксой разочарования под ребрами.