Наваждение, или Мой чужой мужчина - Адалин Черно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я забываюсь и прихожу в себя только тогда, когда в меня толкается твердый и большой член Вадима. То, что он большой, я понимаю сразу. Внутри становится невыносимо тесно, но спустя пару толчков я привыкаю и тело покрывается жаркой испариной, в ожидании разрядки.
Только сейчас я понимаю, что происходит с телом, когда полностью теряешь себя: воздух в легких испаряется от поцелуев Вадима, растворяется в нем, так что мне становится трудно дышать. Мужчина, о котором я грезила все это время, которого оплакивала, передо мной. И он покрывает мое тело жаркими поцелуями, проводит руками по гладкой коже, вызывая приступы дрожи, и жадно пьет меня, растягивая глотки.
Я цепляюсь руками за его талию и тяну футболку вверх, касаясь руками его кожи, перебирая подушечками пальцев мощные мышцы рельефного тела. Я стараюсь держать себя в руках и не кричать, но не получается. У меня ничего не получается из-за него. Кожа покрывается мурашками, руки живут отдельной жизнью, исследуя тело Вадима, а из горла то и дело рвутся то ли всхлипы, то ли стоны, свидетельствующие о том, что мне не просто хорошо, мне охренительно.
— Твою мать, Женя, — рычит Вадим и вбивается в меня сильнее, толкается бедрами, сжимая мои ягодицы и заставляя протяжно стонать.
Вадим выходит из меня, и я разочарованно мычу, но уже через секунду мужчина переворачивает меня на живот и поднимает к себе на бедра, вынуждая прогнуть спину и охнуть, когда его член снова толкается в меня.
Я больше не издаю стоны, я тихо вскрикиваю с каждым его толчком, потому что внутри меня, раз за разом, натягиваются какие-то струны. Удовольствие разливается по всему телу, когда я чувствую, что дрожу. Оргазм не только ослепляет, но и оглушает меня. Я едва понимаю, как оказываюсь на спине, а Вадим — рядом. Он прижимает меня к себе и целует в висок, а я запоздало думаю о том, что ему, наверное, противопоказаны такие нагрузки.
— Вадим… — я пытаюсь что-то сказать, но его ладонь тут же накрывает мой рот.
— Помолчи, Женя, — просит он. — Я не хочу слушать, что ты жалеешь. Давай просто полежим.
Я не жалею и хочу сказать ему об этом, но молчу и единственное, на что способно мое обессилевшее тело — повернуться к нему и зарыться носом в его грудь. Я провожу пальцами по волоскам, запутываясь в них, касаюсь его сосков и втягиваю мужской запах. Он давно не пользовался туалетной водой, которая, как мне раньше казалось, привлекала меня, но это не мешает мне наслаждаться тем, как он пахнет. Самим собой. Я только сейчас понимаю, что именно это меня привлекало. Он и только он.
— Я не жалею, — говорю, когда дыхание приходит в норму, а сердце перестает отбивать чечетку.
— А я снова хочу тебя, — признается он и обнимает меня за спину.
— Сюда могут войти, — я задираю голову вверх и встречаюсь с ним взглядом.
— Ты переживаешь?
— Нет, — я улыбаюсь и мотаю головой. — Просто баба Таша будет в шоке.
— Думаю, для нее это не новость, — спокойно говорит Вадим. — Но ты права — в следующий раз, — он немного морщится, и я понимаю, что у него что-то болит.
— Все в порядке? — я тут же встаю и сажусь на земле.
Оглядываюсь в поисках своей одежды и нахожу ее неподалеку от места нашего соития. Быстро надеваю трусики и джинсы, помогаю Вадиму с одеждой, а после мы вместе преодолеваем расстояние, и он опускается на кровать.
— Чувствую себя беспомощным, — признается он. — Никому ненужным куском дерьма.
Он зло выдыхает и сжимает руки в кулаки, а я присаживаюсь рядом с ним и тяну ложку с настойкой.
— Ты мне нужен, даже если будешь бесполезным куском дерьма.
Вадим послушно выпивает то, что я ему даю и закрывает глаза.
— Баба Таша не говорила, почему я все еще не могу вставать?
— Ты слишком долго лежал, Вадим. Да и организму нужно восстановление. Еще немного.
— Я хочу уехать отсюда, — признается мне. — Найти сына, убедиться, что с ним все в порядке и вернуть компанию.
— Обязательно уедешь, — говорю я. — Наберешься сил и уедешь.
Несколько долгих минут мы просто сидим рядом и молчим. Я думаю о том, что мне нужно навестить маму, и хочу сказать об этом Вадиму, но пока не знаю как.
— Мне нужно уехать, — наконец, я решаюсь. — На несколько дней. Я отправлю проект по работе и навещу маму, она волнуется.
— Конечно, — соглашается Вадим. — Уедешь, а пока иди ко мне.
Он притягивает меня к себе, чуть стонет, когда я не рассчитывает силы и слишком резко меня тянет, из-за чего я ударяюсь ему в бок, но обнимает за талию и целует в висок.
— Уедешь настолько, насколько нужно, а на следующий раз поедем знакомиться с мамой.
Женя
Вадим занимается на турнике, расположенном во дворе бабы Таши, а я с улыбкой наблюдаю за тем, как он это делает. Его тело почти идеально. Раны почти зажили и теперь я вижу, что он идет на поправку. Отчасти меня это волнует, но с другой стороны я безумно рада, что это так. Он, наконец, не находится на грани жизни и смерти, и я могу выдохнуть.
— Волнуешься? — я вздрагиваю от старческого голоса бабы Таши.
Она, как всегда, подкрадывается незаметно и выдает то, что у меня на душе. Я никак не привыкну к ее открытости, но слабо киваю на ее вопрос.
— Понимаю, — кивает она головой. — У него сейчас месть на уме, а у тебя любовь.
— Я не…
Хочу сказать, что вовсе не думаю о любви, но понимаю, что это неправда. Думаю. И о любви, и о том, что будет, как только Вадим полностью восстановится. Где тогда окажусь я?
— Не перечь ему, Женя, поддерживай. Стань ему опорой, очагом. Он мужчина с характером, вожжи на него не оденешь, — со знанием произносит баба Таша. — Не дави на него, просто будь рядом, когда он этого потребует. И все у вас будет хорошо, — она как-то странно улыбается, закончив свою тираду, после чего окидывает меня взглядом, поднимается и уходит.
А я остаюсь смотреть на Вадима. Он отжимается от пола, после чего снова запрыгивает на турник. Я знаю, что время, когда нам придется уйти, уже близко. Может пару дней, а может недель и Вадим скажет, что пора. Куда мы пойдем после и что будем делать — не имею ни малейшего понятия.