Наваждение, или Мой чужой мужчина - Адалин Черно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не нашла, мам, пока не до этого.
— Найдешь, — уверенно заявляет мама.
— Конечно.
Мы заканчиваем разговор, и я отправляюсь собираться. Надеваю удобные ботинки, рубашку с коротким рукавом, джинсы, и выхожу в прихожую. Мама пытается уговорить меня никуда не идти, но я игнорирую ее требование. Я должна.
— Я приеду через пару недель, мам.
— Я думала ты будешь ночевать со мной.
— Прости, не могу.
Я беру в руки сумку с одеждой и ноутбуком, направляюсь в службу аренды автомобилей и оплачиваю джип на пятнадцать дней. Выезжаю за город и направляюсь по указанному адресу. Туда я добираюсь спустя шесть часов. Оставляю джип в лесу, убеждаюсь, что за мной никто не следит и остаток пути иду пешком. Останавливаюсь у небольшого домика и решительно стучу в дверь.
— Пришла таки, — мне открывает пожилая женщина, которая всего несколько дней назад нашла меня в Москве.
— Пришла, — киваю я и прохожу внутрь, протягивая ей пакет с лекарствами, которые купила по пути.
— Что это?
— Лекарства.
— Они ему не помогут, — уверенно говорит она и идет вглубь комнаты, подходит к небольшой двери и зовет меня за собой.
На негнущихся ногах я иду за ней, останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и решительно ступаю внутрь. Вадима замечаю сразу. Его массивная фигура виднеется на кровати. Тело перебинтовано, а сам он без сознания. Я подхожу ближе и опускаюсь на колени у низкой кровати. Хочу прикоснуться к нему, но не нахожу ни единого места, которое бы не кровоточило и не было покрыто синяками.
— Его нужно в больницу, — едва слышно выдаю я.
— Нет, — решительно говорит женщина. — Его нельзя передвигать. И в больницу ему нельзя. Я знаю, что делать. Я поставлю его на ноги. И ты мне поможешь, если, конечно, хочешь.
— Хочу. И помогу.
Женя
— Вот это нужно намазать на его раны. Перевязку я сама сделаю, ты вряд ли сможешь, — женщина дает мне какую-то баночку и выжидает, пока я сделаю то, что она просит.
— Как он попал к вам? — решаю спросить, а сама откручиваю крышечку и окунаю пальцы в какую-то коричневую жижу.
— Обычно попал, — говорит она. — Нашла я его в лесу. Избитого с ранами. Но сильный он, поэтому и выжил. Да и заражения не было.
— А вы… врач? — спрашиваю.
— Знахарь, — улыбается бабка. — Я и не таких выхаживала. Ты скажи, как так получилось, что он попал сюда?
— Я не знаю, — говорю совершенную правду, потому что после того, что случилось я успела увидеть только то, как его ударили, но больше ничего.
Меня тут же вывели и, как ни странно, отпустили. Я не верила до последнего, что свободна, но мне объяснили, что я должна забыть о существовании Вадима и даже не думать обращаться в полицию. Что стало с Олей и сыном Вадима я не знала, потому что номер подруги был заблокирован.
Мне было страшно. Первое время я даже боялась выйти из дома, а потом подумала, что если бы меня собирались убить — сделали бы это еще тогда. Я вышла на работу и попыталась забыть обо всем, что случилось, но не получалось.
Судьба Вадима беспокоила меня и первое время я даже пыталась найти информацию. Все, что удалось отыскать — Вадим Кайтанов пропал без вести. Объявлен в розыск. Я понимала, что это значит, даже знала, кто виновен, но мне было страшно пойти в полицию и сказать, кто может быть причастен к этому.
Я понимала, что меня, если и станут слушать, то после обвинят в шизофрении или еще чем-то. У меня не было ни единого доказательства того, что Вадима держали в заложниках. Как не было и места, где это происходило. Меня привезли домой в мешке на голове. Под конец сказали заткнуться и выбросили на улицу.
— Он твой муж?
— Нет, — уверенно говорю я. — Просто знакомый.
— У просто знакомых не бывает номера телефона человека, который ему никто, — женщина подозрительно щурится и наблюдает за тем, как я обрабатываю раны Вадима.
Мне больно каждый раз смотреть на них, я даже не представляю, что он испытывал, пока был без сознания в лесу. Агонию, боль, безысходность? Слезы сами по себе стекают по щекам.
— Ну не-е-е-е-т, — женщина отбирает у меня баночку и начинает сама выполнять процедуры. — Ты слишком впечатлительна. Беременная, что ли?
— Н-н-н-нет, — заикаясь, выдаю я. — Не беременная. Просто… он вообще не приходит в себя?
— Почему не приходит? Приходит. Я даю ему чаю и он снова засыпает. Видишь в вене иглу и систему? Так ему поступают вещества для поддержания организма. Он слишком слаб, чтобы приходить в себя, чтобы самостоятельно есть, да даже разговаривать. Его раны заживают и он набирается сил. Время, на которое он просыпается, увеличивается.
— Почему вы не позвонили мне? — решаюсь спросить, потому что прошло немало времени.
— Потому что звонить было опасно, а он был в тяжелом состоянии, чтобы оставлять его одного. Я поехала к тебе, когда ему стало лучше. И я еще боялась ехать. Не знала, кого встречу там. Друга или врага.
— Но все равно поехали.
— Поехала, потому что он бредил и говорил только два имени: Сашка и Женя. Твое было написано на бумажке. Я поехала. А Сашка кто такой?
— Сын, — потеряно говорю я. — Его сын.
— Где он знаешь?
— Понятия не имею.
— Плохо, — она качает головой. — Очень плохо. Едва он окрепнет мстить станет, будет искать сына и если не найдет… — она делает долгую паузу, берет со стола спирт, бинты для перевязки, надевает стерильные перчатки и приступает к перевязке, на которой я отворачиваюсь. Рана в боку выглядит ужасной несмотря на то, что прошло довольно много времени.
— Почему она не заживает? — спрашиваю.
— Потому что пришлось перешивать, чтобы избежать заражения.
Я в ужасе распахиваю глаза и стараюсь сделать вид, что понимаю, о чем она говорит.
— Она заживает уже. Видишь, крови нет уже, повязка чистая. Он выкарабкается совсем скоро, а ты… постараешься сделать так, чтобы он не сбежал отсюда раньше времени. Сил ему нужно набраться побольше. А потом мстить.
Я удивленно смотрю на женщину и стараюсь понять, откуда она так хорошо знает Вадима. В последнюю нашу встречу я поняла, что он все вспомнил. Узнал и меня, и Олю и друга своего, который требовал от него подписания документов. И сейчас, когда никто не знает, где его сын… он просто сорвется.