Псы границы - Андрей Быков

Определившись с планом и объёмами работ по обустройству смотровой площадки, мы спустились вниз. Верёвку оставили на месте. Он нам теперь ещё не раз пригодится.

Оказавшись в лагере, я поинтересовался у Хорька, готов ли обед?

— А как же, — отозвался он, — Ещё к вашему возвращению был готов! Хоть сейчас можно приступать.

— Отлично, — кивнул я, — командуй перерыв на обед.

Ели много, быстро и жадно. Ну, ещё бы! Физический труд на свежем воздухе способствует хорошему аппетиту.

После обеда к Дворянчику, вновь взявшемуся за лопату, неожиданно подошёл Степняк.

— Ну, как дела? Получается?

— Тебе-то что? — буркнул тот, ковыряя землю.

— Да так, — ухмыльнулся Степняк, — Не терпится обновить сортир, который для меня потомственный граф построил. Это ж надо было сержанту такой анекдот придумать — дворянин с лопатой! Расскажи кому — обхохочется!

— А ну, вали отсюдова, — зарычал взбешенный Дворянчик, — А то точно не доживёшь до окончания строительства!

— Ну-ну, потише, не заводись, — вновь ухмыльнулся Степняк. Потом, подумав, сказал, — Знаешь что, граф, ну-ка дай-ка лопату. Я покопаю…

— С чего бы это? — хмуро отозвался тот.

— Да так, — пожал Степняк плечами, — По земле соскучился. Я ведь в деревне вырос. Вот, хочется поразмяться, землицу лопатой покидать.

— А сержант? — осторожно покосился Дворянчик в мою сторону.

Я лежал неподалёку, прислонившись спиной к дереву, и делал вид, что задремал. Разговор я слышал, но решил не вмешиваться. Хочет Степняк помочь человеку — что ж, это его право.

— А чего сержант? — хмыкнул Степняк, — Не может же он мне запретить землю рыть. Да ещё на общую пользу…

— Так ведь это он мне вроде как в наказание определил, — скривился граф.

— Ладно, не выпендривайся. Давай лопату. И из ямы вылазь. А то ты тут до самой осени ковыряться будешь…

Спустя некоторое время к ним присоединился Зелёный. А следом подтянулись и все остальные, кроме тех, кто занимался подвозом камней к лагерю. Короче говоря, к вечеру сортирная яма общими усилиями была доведена до нужных размеров и даже обложена по краям двумя брёвнами из свежесрубленного дерева, на которые намечалось укладывать уже сам настил.

Я, понятное дело, под деревом до вечера не валялся. Поднявшись где-то через час и покосившись на притихших было бойцов, сгрудившихся возле ямы, я подозвал Одуванчика и вместе с ним направился под уже отстроенный навес разбирать сложенное там имущество и продовольствие. Необходимо было свериться со списками и уточнить количество имеющегося в наличии. А Одуванчика я позвал с собой потому, что решил сделать из него кого-то вроде каптенармуса нашего отряда. Одуванчик, как оказалось, знал грамоту, умел читать, писать и считать. И вообще показался мне хозяйственным и толковым парнем. Кстати, как выяснилось, это именно он подсказал Хорьку идею насчёт строительства казармы и сбора для этой цели камней.

Возчики задержались в лагере ещё на пару дней, помогая нам обустроить свой быт. А когда уезжали, я уговорил их оставить нам одну лошадь и повозку. Для нас это было крайне необходимо. В полку же они могли сказать, что кобыла непонятно отчего заболела, и её пришлось оставить. Кстати, этой «болезнью» можно было объяснить и их задержку с возвращением. Мол, ждали, сколько могли, а потом уже решили ехать. В благодарность за это я отдал им половину туши горного козла, подстреленного накануне Зелёным, решившим сходить на охоту. Возчики, поблагодарив за мясо, пожелали нам спокойной службы и, откланявшись, рано поутру отбыли из лагеря.

И пошли наши ежедневные заботы служебные и не очень. Не то, чтобы спокойные, но и сильного беспокойства не доставляющие. Если не считать периодических выходок со стороны того или иного разгильдяя моего беспокойного отряда.

Первая случилась через пару дней после того, как убыли обратно в полк возчики.

В очередной раз съездив к перевалу, я вернулся в лагерь ближе к обеду и застал интересную картину. Одуванчик, набрав два ведра воды, готовился чистить и купать лошадь Дворянчика.

Подъехав ближе, я поинтересовался:

— Одуванчик, ты ничего не перепутал? Или тебе своей лошади мало, коли ты решил ещё и чужую искупать?

— Да, понимаете, господин сержант, — парень был явно смущён и не знал, куда глаза девать, — Дворянчик себя плохо чувствует. А у него лошадь не чищенная. Вот и попросил, чтобы я за него это сделал.

— Да что ты говоришь, — я неплохо разыграл чувство озабоченности, — Дворянчику, говоришь, плохо? А что такое с ним? Вроде бы с утра всё нормально было. Я его на завтраке видел. Может, съел чего?..

— Не в том дело, — качнул головой Одуванчик, — мы, когда камни собирали, он, видать, спину себе надорвал. Ломает его теперь…

Перед отъездом возчиков мы и в самом деле бросили все силы на сбор камня. Даже я валуны покидал. А теперь, Дворянчику, стало быть, от этой работы поплохело. Ну, ладно…

— А где он сам-то? — поинтересовался я.

— А там, в палатке отлёживается, — махнул рукой Одуванчик.

— Так-так…

Не слезая с коня, я взял графскую лошадь за повод.

— Ну-ка, бери вёдра, мыло, и топай за мной, — скомандовал я, разворачивая своего коня к дороге.

Найдя место, где было побольше пыли, я приказал Одуванчику вылить оба ведра воды на графскую альбиноску и хорошенько её намылить. А когда дело было сделано, уложил её прямо в пыль, заставив как следует в ней изваляться. Одуванчик расширившимися от изумления глазами молча наблюдал за мной. Наконец, подняв лошадь из пыли, я осмотрел её и, вполне удовлетворённый, повернулся к бойцу.

— Вот так. А теперь зови этого больного графа. Сейчас побеседуем…

Одуванчик похлопал глазами, кивнул и опрометью кинулся к палатке. Спустя пару секунд оттуда выскочил довольно резвый Дворянчик и помчался к тому месту, где стояли я и его изменившаяся до неузнаваемости кобыла. Подбежав, он замер, потрясённо переводя взгляд с меня на свою лошадь и обратно. Шок, похоже, был настолько сильным, что на какое-то время «господин граф» лишился дара речи. Не давая ему времени опомниться, я заговорил первым:

— Послушай, Дворянчик, я вот смотрю и никак не пойму: то ли это твоя кобыла, то ли приблудная какая объявилась… Не поможешь определиться?

Судорожно сглотнув несколько раз, Дворянчик что-то невнятно пискнул, глубоко вдохнул, выдохнул, прокашлялся и возмущённо завопил:

— Что это значит, господин сержант!? Это моя лошадь! Что Вы с ней сделали!?

— Твоя? — деланно изумился я. Потом, поменяв интонацию, резко скомандовал, — А ну-ка — «смирно», солдат! Ты как со своим командиром разговариваешь!? Это что ещё за дерьмо такое!? И что за вид у твоей лошади? Почему не вычищена? Или тебе свинью вместо лошади под седло поставить? Отвечать!