Попса. Акулы шоу-бизнеса - Сергей Ермаков

— А как же я, Петр Петрович? — высунул растрепанную голову из-за стола Арсений Львович. — Ты же сказал, что друзей не продаешь?

— Так то друзей, — ответил Краб, — а какой ты мне друг? Ты сам первый меня предал.

Львович скорчил кислую мину и съехал обратно под стол, Веня усмехнулся, сложил свою металлическую палку, посмотрел на Краба долгим немигающим взглядом, а потом на едва встающего с пола своего бойца и сказал:

— Ладно, пошли с нами, Петр Петрович, переговорим по-деловому, а там и решим — будем мы с тобой одни щи хлебать или все-таки придется тебя ракам скормить в подмосковном пруду…

Краб уже понял, что никаким ракам его не скормят, Веня в нем несомненно заинтересован, а у Краба появился шанс подобраться поближе и к Гомункулу, и к самому Магниту. Сначала у него был план узнать всю «пиратскую» систему и всех людей, в ней вращающихся, чтобы всю эту «вертикаль» сдать родным органам, но теперь у него появилась мысль выйти на самого Магнита и попробовать вытрясти из него деньги, которые он должен Татьяне и Бальгану за альбом.

В самом деле — какой смысл, что Магнита привлекут к уголовной ответственности? Если еще и привлекут с его связями. Но даже если его и посадят, то срок будет смехотворный, а дело его будет продолжать жить и без него. Нет, лучше прижать Магнита к теплой стенке да стребовать с него долг. Но для этого нужно еще узнать, кто такой этот Магнит — депутат Госдумы или какой-нибудь криминальный авторитет, что в принципе одно и то же.

Первым делом, поступив на «службу» к Вене, Краб запечатал в конверт все данные по складам и криминальным дорожкам контрафакта, полученные им от Львовича и которые он успел скопировать. Забежав на почту, отправил это все заказным письмом без обратного адреса прямо в руки капитану Загорскому, сделав предварительно себе самому еще одну копию. Краб хотел проверить правдивость слов Арсения Львовича о том, что Загорский не в «колоде». Если он правда не связан с «пиратами» одной нитью, то какие-то наезды на склады все-таки будут, и у Краба появится надежда разрешить проблему законным путем без собственного вмешательства в борьбу против «корсаров» звукозаписывающей индустрии.

Два кабана, которых Краб избил в приемной, обижались на Краба недолго, наоборот, на следующий же день они подошли к нему в офисе, который занимал Веня под вывеской ОАО «Спринт», и попросили показать им пару приемов. А тот, который пил безалкогольное пиво, даже пояснил, что он вынужден пить такое пиво, потому что алкоголь ему противопоказан, ведь он наращивает мышечную массу в спортзале с помощью анаболиков. А стероиды со спиртным несовместимы. И женщин он любит живых, а не резиновых.

Краб не стал отклонять их предложение о дружбе и показал им пару безобидных приемов — мало ли, придется еще раз сцепиться, так ни к чему учить эти две тушки хорошо драться. В ОАО «Спринт» никто ничего особенно не делал, кроме, естественно, начальства. Кабаны целый день смотрели по телевизору канал «Спорт», раскладывали пасьянсы на компьютере и каждый час жрали быстрорастворимую лапшу. Только всеобщий шеф Веня сидел на телефоне и все время «тер базары», как он сам выражался. После обеда он позвал к себе Краба на разговор. Закрывшись от посторонних ушей плотной дверью, Веня стал объяснять первое задание Крабу.

— Поедешь с нашим человеком на Украину, — говорил он, параллельно пытаясь набрать на телефоне чей-то номер, — там хохлы вообще оборзели. Мы им сто раз говорили, что русский шансон — это наша нива и мы ее пашем, а они все равно штампуют диски и кассеты с нашим шансоном и везут сюда, в Москву, на продажу. Пару раз мы их товар перехватывали, но все равно просачивается то тут то там, нужно предупредить последний раз по-серьезному. Но от тебя никого бить не требуется, просто наш человек будет с ними говорить, а ты подстрахуешь, чтобы без проблем встреча прошла.

— Слушай, объясни мне, если и мы делаем «пиратский» шансон, и хохлы тоже правообладателям этого самого шансона не платят, то какая между нами и хохлами разница? — спросил Краб. — И мы, и они артистов, которые этот шансон создают, обдираем.

— А разница такая, — ответил Веня, — что Москва — это наша территория, а они пусть у себя в Хохляндии сидят и не высовываются, — и потом, прищурившись, спросил: — А ты что, Петр Петрович, честный дядя, что ли? Тебе-то какое дело до этих артистов? О своей заднице думать надо прежде всего, о ней никто, кроме тебя, не позаботится. Это раньше был коллективизм — все общее, каждому по чуть-чуть все же перепадало, а теперь мы демократию строим, где каждый за себя и выкарабкивайся, как хочешь. И еще запомни: слово «честный» в нашей стране синоним «дурак». Что честный, что дурак — одно и то же. Вот и думай, есть тебе дело до того, купил себе Киркоров новый «Кадиллак» или нет, ты ж вроде не дурак малолетний, дядя взрослый, размышляй и делай выводы. Ладно, хватит философствовать, выезжаешь сегодня вечером вместе с нашим человеком на поезде, вернешься послезавтра. Задача ясна?

— Куда уж ясней, — кивнул Краб и поинтересовался: — Хочу спросить у тебя, а что теперь со Львовичем будет?

— А что с ним будет, ничего с ним не будет, — ответил Веня, — знаешь, Петрович, ведь дурак — он же хуже злодея. Злодей хотя бы делает передышку иногда в своих злодействах, а дурак, который еще и уверен, что он непогрешимый, никогда не останавливается — только гадит и гадит. Конечно, Львовича теперь уберут от дел, склады его и дорожки, по которым «караваны» наши идут, передадут другим, тому же Роме Валидолу. А ты что подумал, мы его убьем? Нет, Петр Петрович, кадры для нас решают все, а кадров хороших нет. И хоть Львович и мудак конченый, но опыт у него есть, хватка есть, посадим его на долги, и будет он у нас работать, как миленький, чтобы долги отдать. Правда, уже не на руководящей должности, а так, на побегушках — принеси-подай, пошел на хрен, не мешай. И слушай, мне тебя называть Петр Петрович как-то несподручно. Будешь ты у нас Петруччо, понял?

— Да мне все равно, — ответил Краб.

— Ну, тогда давай собирайся, — сказал Веня, — вот тебе билет на поезд, поедешь в люксе, и вот еще конвертик. Тут пятьсот долларов на мелкие расходы, твои командировочные.

Краб сунул конверт в карман и глянул на билет, выписанный на его имя. Поезд был «Москва— Львов», и Краб поинтересовался, до конца ли они поедут или где на промежуточной станции надо выйти? Веня рассмеялся в ответ и сказал, что, мол, до конца, до самого славного города Львова. А потом порекомендовал ему обзавестись русско-украинским разговорником, потому что на Западной Украине не особо русских жалуют, особенно москвичей.

— Да бывал я на Украине раньше, — ответил Краб, — в пределах поверхностного общения знания у меня имеются, обойдусь как-нибудь без разговорника.

Вечером Краба подбросил до вокзала один из тех кабанов, которых он побил в приемной у Львовича. Обида была уже забыта, кабан на Краба не сердился, даже проводил до самого вагона. Каково же было удивление Краба, когда он узнал в своем попутчике того самого усатого, которому прошелся по ребрам при разговоре в ресторане! Усатый был нахмурен и молчалив. Поезд тронулся, а он все сидел, уткнувшись носом в окно. Заглянула проводница, спросила — будут ли они пить чай. Краб заказал два стакана и, когда принесли, подвинул один Усатому. Тот с неприязнью взглянул на чай и снова отвернулся.