Попса. Акулы шоу-бизнеса - Сергей Ермаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, забудь, — хмуро брякнул Арсений Львович, — пошутил я…
И свои карты с адресами спрятал в сейф. Но Краб успел их себе скопировать в двойном экземпляре.
А через двое суток после того, как милиция прикрыла склад Арсения Львовича, в офис к нему прибыл самолично Веня Бирюлевский со своими «кабанами» и напомнил о том, что надо погасить долг перед Ромой Валидолом. Львович сослался на то, что он и так уже пострадал — ведь милиция прикрыла его склад и уничтожила огромную партию товара, но Веня на это лишь пожал плечами, мол, какая связь между тем, что милиция обложила его склад, — это личные Львовича проблемы, а долг — он же платежом красен. Краб при разговоре не присутствовал, сидел в приемной вместе с двумя пышнотелыми и грозными «кабанами», которые прибыли вместе с Веней, и просматривал свежую прессу. Дверь в кабинет Арсения Львовича была приоткрыта, поэтому можно было слышать все, что говорится там.
Веня терпеливо убеждал Арсения Львовича в том, что еще один из трех его складов нужно передать Роме Валидолу в счет погашения долга. А Львович упрямо твердил, что он ничего не должен, что все это подстава и он будет разбираться с этим, а потом и вовсе понес какую-то галиматью о том, что он будет обращаться в суд, дабы восстановить справедливость.
— Ну что ты из себя дурака-то строишь? — устало спросил Веня. — Весь товар, из-за которого сыр-бор между тобой и Ромой, был нелегальный, из Китая же гнали вагоны с контрафактными фильмами и дисками. Какой суд, ты что городишь-то?
Но Арсений будто и не слышал, продолжал говорить свое. Видимо, Веня устал уже убеждать Львовича в том, что надо подчиняться установленным порядкам, поэтому он резко встал со стула, выдернул из кармана джинсов металлическую телескопическую трубу, которая с жутким звоном раскрылась, стала длиной в полметра, и потом с хорошего замаха врезал ею прямо по столу, за которым сидел Арсений, раздробив на части мобильный телефон. Львович вздрогнул всем телом, вскочил со стула, повалив его, и прижался к стене.
— Перешибу, как соплю, — со спокойной холодностью пригрозил Веня Львовичу дубиной.
Но ударил своей телескопической трубой не по его трясущемуся тельцу, а стал громить на столе у Арсения Львовича компьютер, на котором тот до визита бандитов миролюбиво раскладывал пасьянс. Львович, увидев, как искрится и разлетается на куски его дорогостоящая офисная техника, неожиданно побелел, свалился на пол и стал биться в припадке, пуская слюни и при этом крича:
— Я эпилептик, у меня приступ, вызовите врача!
Веня еще на зоне, где ему в молодости пришлось отсидеть два года за драку, насмотрелся подобных трюков, поэтому на верещание и призывы о помощи Львовича никак не реагировал — он-то знал, что при приступе эпилепсии обычно не кричат и не зовут на помощь, а только скрипят зубами. И тут за спиной Вени двери в кабинет скрипнули, и показался Краб. Львович, который валялся за столом и старательно изображал припадочного, пуская слюни, этого не видел.
— Э, — удивился Веня, — как ты сюда вошел? Я же своим кабанам сказал никого сюда не впускать. Где они?
— Там… лежат, — кивнул Краб назад на приемную.
— Как лежат, ты чего мне тут втираешь? — рассердился Веня. — Еще скажи, что это ты их там «положил»!
Краб ничего не стал отвечать — пожал плечами.
Когда двадцать минут назад Веня прошел в кабинет Львовича, с Крабом в приемной остались два Вениных бойца — два настоящих откормленных кабана, массой под центнер каждый, похожие на борцов сумо. Один из них, громко хлюпая, пил безалкогольное пиво прямо из банки, которая смотрелась в его руках, как наперсток, а второй сосредоточенно ковырял в носу. Краба, сидящего за столом выставленной на час из приемной секретарши, они в упор не видели, словно он был каким-то предметом мебели, а не человеком. Жирный кабан допил свое пиво, демонстративно рыгнул, смял банку в широкой ладони и бросил ее на стол Крабу, как в помойное ведро. Краб поднял искореженную банку, осмотрел ее со всех сторон и потом перевел взгляд на кабана, который, приподняв футболку, почесывал свой живот.
— Ты с этим делом давай завязывай, — проникновенно посоветовал ему Краб, — безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой женщине.
— Что? — возмутился кабан так, как будто это не Краб сказал, а табуретка заговорила.
Второй перестал ковыряться в носу и гоготнул, как рождественский гусь. И в это время Краб как раз и услышал громкий удар из кабинета Львовича и решил заглянуть туда. Тогда тот из кабанов, что пил пиво, грубо оттолкнул его, но Краб поймал его пальцы, вывернул руку и ребром ладони врезал ему по шее сбоку. Таким ударом Краб ломал трехсантиметровую доску, а шея у кабана хоть и была толщиной с унитаз, но удара не выдержала. Бандит, как рыба, вытащенная на сушу, стал хватать воздух ртом, а Краб ударил его между ног, добавил с двух сторон ладонями по ушам, а потом боднул головой в кончик носа. Когда глаза кабана закатились от удара, он принялся за второго бандита.
Тот кинулся на Краба, пытаясь прижать его к стене, но сам протаранил эту стену головой, направленный умелым блоком Краба. Через пять секунд он уже сполз по этой самой стене, измочаленный кулаками и ногами Краба, как отбивная котлета. Дрался с кабанами Краб довольно шумно, но и из кабинета Арсения Львовича доносились удары, треск и хруст, поэтому громящий оргтехнику Веня не услышал, что, пока он махал своей железной палкой, в приемной тоже происходила какая-то возня. Поэтому он так и удивился, увидев Краба в дверях. Он намеренно взял с собой двух борцов вольного стиля, чтобы они завязали в узел заносчивого морпеха, если он посмеет даже что-то вякнуть, а вот получилось так, что морпех без шума и пыли уложил его спортсменов «поспать».
После того, как Краб вошел в кабинет своего шефа, следом, боднув головой дверь, на четвереньках вполз тот кабан, которого Краб бил первым. Он схватил Краба за ногу и попытался укусить. Очевидно, ему было очень досадно потерпеть поражение. Он рычал, как раненый вепрь, вцепившись зубами в плоть, но Краб нагнулся и с размаху врезал ему по макушке кулаком. Удар был достаточно сильным, бандит разжал зубы, медленно съехал вдоль голени Краба и уткнулся носом в его ботинок.
— Слушай, ты вообще понимаешь, что себе смертный приговор подписал? — поигрывая дубиной, спросил Веня, у которого в глазах забегали тревожные огоньки. — Ты на кого руку поднял, профура ванильная?
Оружия-то огнестрельного с собой Веня не взял, а руками и ногами с этим морпехом ему будет точно не совладать. Позора поражения потерпеть Веня никак не мог. Вот так ползать, как ползал только что его кабан, в собственных соплях и крови, — такого Веня по статусу своему уже позволить не мог, оттого и встревожился.
— Слушай, Веня, если у тебя такие плохие бойцы, может быть, я тебе подойду? — миролюбиво спросил Краб, присаживаясь на краешек стола. — Возьмешь к себе на работу? Ты же мне как раз это и хотел предложить на футбольном поле возле ворот, или я ошибся?
Веня понял, что морпех его бить не собирается, наоборот, он весьма уважительно заговорил с ним, потому статус свой Веня сегодня не потеряет. Да и прав был Краб, спросив про предложение на футбольном поле, — Вене и правда хотелось бы такого бойца иметь у себя в рядах, а не в рядах противника. А то ведь подписался за какого-то фармазона Львовича, который ни слов, ни кулаков не понимает. Но Веня сделал вид, что разговор ему не интересен. Конечно, сразу соглашаться — себя не уважать.