Старший оборотень по ОВД - Максим Есаулов

Когда Шилов подошел к машине, до него, наконец, дозвонился Егоров: «Арнаутов твоих ребят вызывал и заставил написать заявление…»

— Сам Арнаутов приезжал? А Краснов тоже написал? Нет? Ну, ты береги его… Давай!

Сев за руль, Шилов посмотрел на фигурку Будды, висящую перед лобовым стеклом. Выругался, отобрал у Будды автоматный патрон, который он обнимал толстыми ручками. Вот ведь, хватило ума приехать в УСБ с готовой уликой. За один патрон, конечно, не посадят, но… Надо будет его выбросить где-нибудь в реку. Надо же, в квартире подчистил, а на самом видном месте забыл.

— А ты чего не напомнил? — Шилов слегка качнул Будду и начал разворачиваться.

В то же самое время Виноградов по телефону разговаривал с Громовым:

— Юрий Сергеич, я тебя не понимаю. Твой Шилов — тварь конченая, уже лет пять лишних на свободе гуляет. Да не убеждай ты меня! Ты что, не знаешь главную линию Министерства? Там, между прочим, и к тебе вопросы могут найтись. Вот тебе когда на генерала послали? Вот и не спорь со мной, а лучше разоружи-ка этого бандита…

Нервно постучав, в кабинет вошел Федоров:

— Можно?

— Заходи. Приехал уже? Значит, пиши быстренько сопроводиловку и все материалы — в прокуратуру. И посмотри, что там нового по прослушке. Что у тебя?

— У меня…э-э-э… Ничего. Они там все повязаны!

Кивком головы отпустив подчиненного, и напевая «Ничего, ничего, ничего», Виноградов позвонил Арнаутову:

— Привет, это я. Ну что: материал пошел. Организуй встречу…

* * *

Шилов с Иванычем сидели в небольшой забегаловке. Карташов с аппетитом уплетал какое-то несъедобное блюдо из мяса и гречки, Шилов пил остывший кофе. По случаю обеденного времени в заведении было не протолкнуться.

— Да, ну и муравейник тут, — Шилов немного подвинулся, чтобы торопящаяся по проходу группа студентов с подносами не отдавила ему ноги.

Иваныч усмехнулся:

— Что ты хотел? У меня твоих нетрудовых доходов нет, приходится здесь язву зарабатывать.

— Слушай, хоть ты не подначивай!

— Ладно, ладно, извини. Значит, ты теперь оборотень?

— Ну, да, типа того, — Шилов отломал от пластмассовой вилки два зубчика, вставил их под верхнюю губу, чтобы они торчали наискосок, как клыки у вампира, и тонко завыл вслед прошедшей мимо девушки.

Девушка обернулась, покрутила пальцем у виска и, сказав: «Ненормальный!», продолжила путь.

— Ты еще, оказывается, и хулиган, — покачал головой Карташов, закидывая в рот очередную порцию месива из тарелки. — Что-то резво за тебя взялись…

— Так и я о чем? Я говорю, за Чибисом стоит кто-то из наших. У тебя нет информации?

— Нет. А может, это Виноградов?

— А, может, Арнаутов?

— Смело!

— Зато реально.

— Он же прямой, как лом, — Иваныч руками изобразил нечто длинное, тонкое и прямое. — Комиссар Каттани хренов…

— Чем не маскировка? Он мне методично переходит дорогу. Это уже не похоже на глупость.

— М-да… Тогда, получается, попытка прямо перед задержанием замочить Чибиса — его работа? У него сын в СОБРе…

— Который был на обоих задержаниях.

— И бежал Чибис тогда в последнюю минуту. Да-а-а…

— Все привыкли, что Арнаутов — смелый, честный, бедный правдоруб. Железный дровосек, который немного категоричен, но всегда вне подозрений.

— Это уж точно! — Иваныч отодвинул опустевшую тарелку, посидел молча, что-то припоминая, вздохнул: — Трудно будет что-то доказать. Что думаешь делать?

— Не знаю, пойду сейчас к Громову, попробую как-то обезопасить себя, пока инициатива в их руках.

— Чем помочь?

— В худшем случае — передачами в «Кресты».

Иваныч посмотрел Роману в глаза:

— Боюсь, это еще не самый худший вариант.

В кабинете «четверки» Егоров разговаривал с осведомителем.

Это был здоровенный, типично бандитской наружности парень в спортивном костюме, прозванный Гошей. На воле он выбил бы все зубы тому, кто предположил бы, что он станет работать с ментами. Но, подсев за разбой, он быстро сменил убеждения и теперь сотрудничал с Егоровым не за страх, а за совесть.

— Галянов в Колпино игровые автоматы бомбил. Вчера вспоминал об этом, когда косячка дунул. Пашинин заточку из супинатора точит. Да и смурной какой-то последние дни.

— Это, Гоша, все хорошо и замечательно, но ты мне про Чибиса что-нибудь расскажи.

— Что про Чибиса? В хату зашел по-хозяйски, шконку занял правильно. И не скажешь, что бывший мент. Бояться его все… Кстати, чего его не в ментовскую хату определили, а к нам?

— Он сам отказался.

— Так разве можно?

— Можно. Написал заявление — и вперед. Он ведь уже давно из ментовки уволился. Боится, наверное, что бывшие коллеги могут за его подвиги спрос учинить… С сегодняшнего дня Чибис — твой главный объект. Только ты поосторожнее, он все-таки опер, хоть и сгнивший. Нюх имеет.

— Да ладно, Виктор Петрович, меня тоже не пальцем делали.

Егоров достал из ящика стола несколько упаковок таблеток:

— На тебе эфедринчику на коллектив. Скажешь, адвокат подгон сделал.

— Ха, благодарствую! Все будет ёлочкой, начальник!

Начальник Следственного изолятора № 4 полковник внутренней службы Поярков сидел в своем кабинете и разговаривал по сотовому телефону, то и дело перенося его от одного уха к другому и вертясь в кожаном кресле так, как будто это было не кресло, а раскаленная сковорода. Лицо Ивана Игоревича покрывали красные пятна; воротник форменной рубашки душил: отглаженный китель с рядами наградных колодок давил на грудь. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в кабинет, то он бы ни за что не поверил, что от этого человека может зависеть судьба двух тысяч зэков.

— Да нет, Реваз! Ну, накладочка вышла, — оправдывался Поярков, свободной рукой оттягивая жесткий ворот рубашки. — Я обещаю, завтра все решим. Ну, обещаю. Мы ведь друзья!

Закончив разговор, Иван Игоревич залпом выпил стакан холодной воды и нажал кнопку селектора.

— Голиков слушает, — донеслось из динамика.

— Срочно зайди.

Голиков явился через минуту:

— Иван Игоревич, вызывали?

Не предлагая присесть, Поярков спросил тем голосом, который привыкли слышать сотрудники и заключенные:

— Ты что, охренел? Почему Далидзе не на больничке? Он должен был уехать еще утром!

— Так его Егоров снял с этапа. Вы на совещании были, а с ним разве поспоришь?