Пытаясь проснуться - Нейро Пепперштейн

И все же полковник любил свою дочь. Он считал ее своим главным делом жизни, воплощением своих мечтаний. Он хотел, чтобы она стала настоящим разведчиком. Лера и правда кое в чем пошла в него.

Кроме того, как это ни странно, и Сергей, и Яша – оба считали, что киллерство – это женское дело.

– В глубине души я всегда мечтала о приключениях на свою голову, – говорила Лера. – Я не за тех и не за этих. Я за тех, кто делает жизнь яркой, наполненной и осмысленной. За отважных и бесстрашных. За тех, кто способен взять на себя ответственность. В глубине души я всегда была анархисткой. Но я не думала, что стану киллером. Так что спасибо тебе, Сережа, за то, что ты есть.

В тот вечер, когда Лера и Яша впервые появились на стрелке, они были почти друзьями. Но уже на следующее утро все изменилось.

Яша, он же Яша Яхонтов, был человеком, о котором мечтали все заказчики страны. Он был профессионалом с большой буквы. Одним из лучших. К тому же он был молод, богат, остроумен и потрясающе красив. У него были длинные ноги, тонкая талия, нежные белые руки с коротко обрезанными ногтями, огромные сияющие глаза цвета морской воды, смуглая гладкая кожа. Он был как бог секса Наяда из японского порнофильма.

Уже через неделю он стал оказывать Лере недвусмысленные знаки внимания. А она, неожиданно для себя, стала отвечать ему взаимностью.

В тот день, когда они впервые разделились для выполнения заказного убийства, Лера была с Яшей, а когда он позвонил ей через два часа и попросил приехать, она не сразу смогла собрать свои разбегающиеся мысли.

– Давай я приеду к тебе? – спросил он.

– Зачем? Чтобы ты меня убил? – нервно спросила она.

– Нет, чтобы вместе поехать на дело. У меня есть идея. Это будет круто. Такого еще не было. Ты не думала об этом?

Лера задумчиво смотрела на свой стакан с зеленым чаем.

– О чем именно? О квартире или о совместной акции?

– Я всегда хотел предложить тебе руку и сердце. Но боялся, что ты в меня не поверишь.

– Тогда мы зря теряем время. Оно слишком быстро утекает. Нельзя терять ни минуты.

Яхонт кивнул и достал из бардачка пистолет с глушителем.

Он улыбался.

Лера и Яша любили друг друга всю ночь. А потом они вышли из дома, сели в автомобиль Яхонта и поехали в сторону области. Они выехали за город. Яхонт гнал как бешеный. Чтобы хоть как-то успокоить его, Лера взяла его за руку.

– Мы ведь с тобой почти помолвлены, да? – спросила она.

– Да, мы помолвлены, – с улыбкой ответил Яхонт.

Сергей наблюдал за ними через видеорегистратор. Выбранный метод терапии действовал.

Через несколько месяцев тело Яхонта нашли в Лас-Вегасе. Тело Леры так и не нашли.

А пока впереди у Леры и Яши была целая жизнь.

Зеленая нога

В начале ноября приехал в наш город столичный дворянин Мерещаев по делам полученного им в наследство имения, что в нескольких милях отсюда.

Одним туманным днем его рессорная коляска остановилась у широких ворот постоялого двора. Человек в потертом, с барского плеча, сюртуке спрыгнул с подножки и торопливо стал разгружать багаж.

Завидев приезжего, хозяин гостиницы, скромный, невысокого росту человек с редкими, топорщившимися на макушке белыми волосенками, выбежал с крыльца, держа в руке качающийся на медном кольце фонарь. Он и несколько ушлых слуг, появившихся, подобно теням, откуда-то из-за дома, помогли приезжему выйти из коляски. Последний плотно кутался в пелерину на меху, голова же его увенчивалась большой шляпой с широкими полями и высокой тульей. По всему было заметно, что он боится чрезвычайно холода. Зябко прячась в свою пелерину и окуная насколько возможно глубоко в воротник голову, приезжий пробежал по двору и нырнул в дом. За ним поспешно последовал хозяин, несколько удивленный поведением своего нового постояльца, так как о ту пору настоящие холода вовсе еще не показывались.

Войдя в комнаты, ему с любезностью предложенные, Мерещаев скинул на руки слуге пелерину и шляпу и остался в дорожном костюме какого-то неожиданного цвета, ближе всего походившего на цвет гренландского апельсина, если бы таковой существовал в природе. Говоря о внешности приезжего, можно только отметить, что ростом он был невысок, но и не особенно мал, телосложения несколько тщедушного, лицом бледен и недурен собой, даже и вовсе недурен, если бы не портили его нервическое подергивание уголков рта и отталкивающая манера взглядывать вдруг из-под опущенных век как-то дико и тревожно. Он заказал обед и, оставшись один в комнатах, стал быстро ходить, как бы даже наслаждаясь громким скрипом старинных половиц под ногами его. Подойдя к часам, он долго их рассматривал, но потом в досаде щелкнул пальцем по часовому стеклу и удалился к шкапу. Пристально оглядев шкап (вполне приличный, ореховый, провинциальный шкап), он как будто остался им доволен и направился решительным шагом к окну. Но, заметив в окне подступающую осеннюю темень и невнятную мгу, Мерещаев сразу как-то поник и сел с мрачноватым выражением лица на канапе. Тут в дверях показался слуга его, носящий не без гордости царское имя Порфирий. Порфирия сопровождал гостиничный лакей с обедом. Мерещаев сменил дорожное платье на скромный халат, подбитый байкой, и сел отобедать. Отведал наваристых щей, вкусил вареную дичь и холодного поросенка. Тут вновь вошел лакей, на этот раз с омлетом, который взбит был на галльский манер, и при том с отечественной щедростью нашпигован салом (блюдо это, поистине огненное и шкворливое, ароматным паром возбуждало аппетит). Однако глаза приезжего вдруг блеснули тревогой, он вырвался из-за стола и бросился опрометью бежать по комнатам. Порфирий, по всей видимости привыкший к подобным сценам, не моргнул и глазом, но гостиный лакей был очень удивлен и уже предвкушал, как станет рассказывать всему двору о порывистом постояльце. Вскоре ему, однако, пришлось покинуть номер, унося недоеденный обед. За ним последовал и флегматичный мерещаевский слуга. Сам же Мерещаев застыл в оцепенении, стоя в углу с широко открытыми глазами. Рука его со скрюченными пальцами судорожно уцепилась за ворот халата, а все его тело как бы отпрянуло в угол.

Через некоторое время он зашевелился, стал явно маяться и даже произвел ртом продолжительный стон.

Вдруг глаза его снова блеснули, и он стремительно кинулся к своему багажу, поставленному у входа, и стал