Бродячая женщина - Марта Кетро

– И айфора, – сказала она, – айфора.

И погладила меня между ушей.

Что может быть интересней, чем отметить день святого Валентина в Лондоне, если в детстве ты читала Диккенса и смеялась над анонимными поздравлениями Сэма Уэллера, адресованными горничной Мэри? Купить старую открытку на Портобелло и настоящее английское сердечко с пчёлкой, а ещё получить свою самую главную валентинку от юноши по имени Майкл.

Именно поэтому Катенька спланировала свой десятидневный отпуск так, чтобы улететь в Москву не четырнадцатого, как настаивал её начальник, а пятнадцатого февраля. Он хотел видеть её на работе сразу после праздника, но Катенька проявила неожиданное упрямство: «У меня там жених, понимаете? Же-них».

Это было не совсем так. С Майклом они встретились в прошлый её визит в Лондон, пережили короткую и яркую страсть, потом по скайпу обнаружили неслыханную духовную близость и сходство вкусов, но всё же о свадьбе речи не шло, оба они были разумными и честными и понимали, насколько мало знают друг друга. Но на эти две недели Катенька возлагала большие надежды, и не напрасно, им было так хорошо вместе, что последний, праздничный вечер она решила провести в своей временной квартирке, а не в каком-нибудь аутентичном лондонском ресторане. Да, местный колорит – штука любопытная, но ей хотелось держать Майкла за руку, иногда прикладывать его ладонь к своей щеке и проделывать ещё тысячу глупостей, которые невозможны на людях. Катенька помирала от нежности – Майкл казался «абсолютно нормальным британским юношей», как выражался Моэм, таким чистым и цельным, каких в России она не встречала. Сам же он, русско-английский полукровка, чувствовал в себе славянскую «дичинку», которая влекла его к загадочной и сложной Катеньке.

И потому вечером он стоял у её двери с цветами и парой бутылок Гросвенор, игристого вина из Суссекса, безусловной экзотики для Кати. Сердце его сжималось, ведь завтра они расстанутся, и когда Катенька открыла, он заметил на её лице тень собственных переживаний.

В комнате их ждали свечи, бокалы и черничный карамболь, но обоих вдруг охватила такая тоска, что Катя не придумала ничего лучше, как предложить:

– Слушай, а давай выпьем?!

Майкл недоуменно посмотрел на бутылки – «а мы и так собирались».

– Нет, не шипучку, покрепче. У меня тут осталось полбутылки абсента…

– О, это будет очень русская вечеринка.

– Ну, для русской нужна водка. Но мы можем выпить на кухне, у нас это принято, – и она посадила его за крошечный кухонный стол, достала недопитый мятно-зелёный Hapsburg и пару низких стаканов old fashioned. Абсентных бокалов и ложечки у них не было, но когда это останавливало тех, кому тоскливо?

Коричневый сахар пылал и плавился в обычной чайной ложке, они смотрели на синее пламя и разговаривали, разговаривали – о детстве, о страхах, о сексе, о боли, о многом из того, что не принято обсуждать за пределами кабинета психолога.

Неожиданно абсент закончился.

Катенька вздохнула и вынула из холодильника игристое вино.

– Катенька, мы умрём.

– Умрём, – бодро ответила она, – но завтра. Тащи бокалы.

Потом белая пена подняла их над столом и перенесла в постель, они ничего не могли делать, только лежали, держась за руки, и покачивались на шипучих волнах.

– Катенька, я хотел сказать…

– Молчи, ладно? Плыви.

Сигнал будильника не был беспощадным, он звучал нежно и вкрадчиво, но беспощадной оказалась остальная реальность. Плохо было всё. Даже не говоря о головной боли, глаза не открывались, да и не стоило сейчас смотреть друг на друга, дышать они просто боялись, а губами шевелили с особенной аккуратностью. Прощание вышло скомканным, и через четыре часа Катенька уже отстёгивала ремень – самолёт набрал высоту, и можно было сбежать в туалет, ополоснуть лицо холодной водой.

Вечером они встретились в скайпе. Катенька посмотрела на измученную физиономию Майкла и, не удержавшись, фыркнула. А он всего лишь задал ей два вопроса: «Катя, что это было и зачем?»

– Считай, это был коктейль «Русская любовница».

– ???

– Сидеть всю ночь на кухне, разговаривать, смертельно напиваться, зная, что кончится плохо, никакого секса и ад утром – это очень-очень по-русски.

– Но зачем, Катенька?

– Знаешь… Я не хотела плакать напоследок. И у нас были другие проблемы, кроме разбитых сердец, правда?

Он пожал плечами и попрощался. В следующий раз Майкл появился в скайпе нескоро, а потом и вовсе пропал, и Катенька так и не узнала, что он хотел ей сказать тогда, в ночь святого Валентина, когда их укачивали высокие белые волны.

«Возмутительный случай вандализма: сегодня ночью неизвестные проникли в здание Чердаковского краеведческого музея и похитили ряд экспонатов, в частности, знамя 28-го отдельного мотострелкового батальона, которое находилось в музее на вечном хранении. Именно под этим знаменем летом 42-го года произошёл легендарный бой на Чердаковской высотке, в котором погибла большая часть личного состава. Ведётся расследование».

Газета «Родные просторы»,

19 июля 2002 года

* * *

Витька с Федькой походили друг на друга мало, хотя отцы их были близнецами, одинаковыми, как половинки яблока. Но материнские крови разбавили густой филипповский замес, и Виктор Антоныч уродился высоким и светловолосым, а Фёдор Василич – мелким да смуглым. И по характеру они сильно разнились: Витька всегда был тяжеловесным книжником, который медленно раскачивается, да сильно бьёт, а Федька отличался весёлым и суетливым нравом. Смех один был, когда они по улице шли: Большой выступает неспешно и по слову в час бросает, а Малой успевает вокруг три круга нарезать, вперёд забежать и вернуться, рта притом не закрывая ни на минуту. И в детстве они такие были, и в старости, весь городок их знал, потому что жили они тут с рождения, отлучившись только в эвакуацию, потом в армию и на учёбу.

Умом их Бог тоже разным наградил: Витька в инженеры выбился, а Федька так и остался простым слесарем, хотя поначалу рванул за братцем в институт поступать. Но на экзамене его быстро обломали, сказали, тебе бы на актёрский надо, паря, а так вон в шарагу иди, осваивай честную рабочую профессию.

Женились они в один год, а девок таких выбрали, что опять весь город насмешили: вам бы поменяться, ребята. Витька взял маленькую быстроногую Шурочку, а Федька – степенную Антонину, на полголовы его выше. На том их дорожки и стали расходиться: женились-то чуть ни на спор, Большой – по сильной любви, а Малой – за компанию, взял первую, на какую взгляд упал, – тогда любая была согласная, женихов-то война выкосила. Но по подлому закону Витькино счастье через пять лет закончилось, убежала Шурочка на маленьких своих ножках с заезжим артистом оригинального жанра и годовалую дочку с собой прихватила, а Тоня так и прожила жизнь с блудливым своим муженьком, и померла на седьмом десятке то ли от сердца, то ли от накопившейся женской обиды. Сын их единственный, приехавший из столицы на похороны, после поминок плюнул отцу под ноги и зарёкся впредь ездить к нему, козлу старому, который изменами мать в могилу свёл.