За закрытой дверью - Бернадетт Энн Пэрис

Администратор, великодушно отмахнувшись от моих извинений, проводил нас на террасу и усадил за залитый солнцем столик. Голода я не чувствовала, но заставила себя поесть, понимая, что мне нужны силы. Джек не умолкал, изображая непринужденную беседу, и подробно изложил наши планы на день, чтобы все вокруг слышали. Все это было фикцией: сразу после завтрака он отвел меня к пятизвездочному отелю, который я видела накануне из окна такси, и пофотографировал перед входом. Чтобы улыбнуться, как он хотел, я думала о Милли. Потом мы вернулись в номер.

– Я хочу позвонить Милли, – сказала я, когда он закрыл дверь. – Дай мне мой телефон, пожалуйста.

Он с сожалением покачал головой:

– Боюсь, это невозможно.

– Мама ждет моего звонка. И я хочу знать, как Милли себя чувствует.

– А я хочу, чтобы твои родители знали, что у нас с тобой волшебный медовый месяц и ты от счастья напрочь забыла о Милли.

– Джек, пожалуйста! – противно было слышать эти умоляющие нотки в своем голосе, но я должна была узнать, что с Милли. К тому же я, к своему удивлению, отчаянно захотела услышать мамин голос. Убедиться, что мир, в котором я когда-то жила, еще существует.

– Нет.

– Я ненавижу тебя, – процедила я сквозь стиснутые зубы.

– Ну естественно! Теперь я уйду на какое-то время, а ты будешь ждать на балконе. До отъезда тебе нужно хорошенько загореть. Возьми с собой все необходимое – пока я не вернусь, в комнату ты не попадешь.

До меня не сразу дошло.

– Ты шутишь? Ты не можешь запереть меня на балконе!

– Очень даже могу.

– Почему мне нельзя остаться в комнате?

– Потому что дверь открывается изнутри. Я не верила своим ушам.

– А как я буду ходить в туалет?

– Никак. Поэтому советую сходить сейчас.

– И на сколько ты уходишь?

– Часа на два-три. Может, на четыре. Да, на всякий случай предупреждаю: не пытайся высунуться с балкона и позвать на помощь. Я все увижу и услышу. Буду тут неподалеку. Не делай глупостей, Грейс, иначе пожалеешь.

От его тона по спине побежали мурашки. И все же, оставшись на балконе, я с трудом поборола искушение заорать во весь голос. Поразмыслив, чем это может закончиться, я пришла к выводу, что, даже если кто-то и прибежит на крик, Джек тоже явится и выдаст убедительную, заранее заготовленную речь о моих психических проблемах. А если ко мне все же прислушаются и решат проверить мои заявления о том, что Джек – убийца и держит меня взаперти, то на разбирательство могут уйти недели.

Допустим, я повторю рассказанную Джеком историю. Допустим, следствие раскопает старое дело о том, как муж забил жену до смерти, и подробности совпадут с моим рассказом. Допустим, они найдут отца Джека, и тот подтвердит, что убийство совершил его сын. Но разве ему поверят – вот так, ни с того ни с сего, тридцать лет спустя? Может, он вообще уже умер. К тому же я не знаю точно, как было. Звучало все до ужаса правдоподобно, но вдруг Джек все выдумал, чтобы напугать меня?

Балкон, на котором мне предстояло загорать, выходил во внутренний двор. Я посмотрела вниз. Люди купались в бассейне и загорали. Подумав, что где-то среди них Джек, и я у него как на ладони, я отпрянула. На балконе было два деревянных стула – неудобных, с рейками, оставляющими некрасивые отпечатки на ногах, – и маленький столик. Ни шезлонга, ни подушек – ничего, что хоть немного скрасило бы ближайшие часы. К счастью, я догадалась взять полотенце и теперь свернула его и положила на стул вместо подушки. Джек так торопил меня, что я успела схватить лишь купальник, крем для загара и темные очки, но даже не подумала взять книгу, хотя привезла их полный чемодан. Но это было не так важно – сейчас меня не увлекла бы даже самая захватывающая история. Через несколько минут я ощутила себя запертым в клетке зверем, и отчаянное желание сбежать навалилось с новой силой. На мое счастье, в соседнем номере пока никто не жил, иначе бы я не устояла: заглянула бы к ним на балкон и попросила о помощи.

Неделю я провела в аду.

Иногда Джек водил меня утром на завтрак. А иногда не водил. По тому, как вел себя с ним администратор, было ясно, что Джек в этом отеле частый гость. Если мы ходили на завтрак, то сразу после еды Джек отводил меня обратно в номер. Потом уходил неизвестно куда, а я сидела запертой на балконе. Вернувшись, он впускал меня в комнату – сходить в туалет и съесть принесенный им обед. А через час снова выдворял на балкон и исчезал уже до вечера.

Вопреки всему у меня было два повода для радости (как бы жутко это ни звучало). Во-первых, какая-то часть балкона всегда находилась в тени. А во-вторых, я убедила Джека давать мне с собой воду. Правда, много пить было опасно. Он никогда не уходил больше чем на четыре часа, но время тянулось мучительно медленно. Когда становилось совсем тяжко и от одиночества, тоски, отчаяния и страха хотелось лезть на стену, я закрывала глаза и думала о Милли.

Постоянно торчать на балконе было невыносимо. И все же, когда Джек решал вывести меня на улицу – не с тем чтобы меня порадовать, конечно, а ради фотографий, – я так нервничала, что мечтала поскорей вернуться в номер. Как-то вечером мы ужинали в роскошном ресторане, и он буквально не выпускал из рук камеру, запечатлевая каждый момент. А однажды днем, взяв такси, уместил четырехдневную экскурсию в четыре часа, отсняв очередную серию фотографий – в доказательство того, что я прекрасно провожу время.

В один из дней он снова отвел меня к соседнему отелю – вероятно, одному из лучших в Бангкоке, – чтобы через него пройти на закрытый пляж. Даже не знаю, как ему удалось получить доступ. Во время фотосессии (я сменила несколько бикини, чтобы казалось, будто снимки сделаны в разные дни) я гадала, не здесь ли он проводит время, пока я сижу на балконе. Поначалу у меня еще оставалась слабая надежда, что персонал в нашем отеле начнет удивляться, почему я так редко выхожу, но, когда однажды за завтраком меня участливо спросили, не стало ли мне лучше, я поняла: по его версии, я подхватила кишечную инфекцию и вынуждена большую часть дня сидеть в номере.

Самым ужасным в этих вылазках в нормальную жизнь было то, что они возвращали мне надежду. На публике Джек снова становился таким, каким я его полюбила. Он искусно изображал внимательного, любящего супруга, и иногда – например, в ресторане – я забывала, кто он на самом деле. Конечно, не устраивай он эти спектакли, помнить было бы легче. Но даже когда я помнила, то не могла поверить, что мужчина, с обожанием глядящий на меня через стол, – мой тюремщик; казалось, все это я просто выдумала.

Возвращаться к реальности было тяжело вдвойне. Вместе с горьким разочарованием меня захлестывал стыд: опять не устояла перед его чарами! Я принималась суматошно озираться в поисках выхода. Куда бежать? Кому все рассказать? Джек, глядя на меня, веселился и предлагал действовать. «Давай, беги, – говорил он. – Вон к этому. Или во-о-о-н к тому. Скажи, что я держу тебя взаперти, что я убийца и маньяк. Но сначала посмотри вокруг. Посмотри, в какой чудесный ресторан я тебя привел. Подумай о деликатесах на тарелке, об элитном вине в бокале. Похожа ты на пленницу? Похож я на убийцу и маньяка? По-моему, нет. Не передумала? Ну что ж, мешать не буду. С удовольствием посмотрю спектакль». Глотая слезы, я утешала себя тем, что в Англии будет проще что-то предпринять.