Афганский караван. Земля, где едят и воюют - Идрис Шах

– Я боюсь, Аллах разгневается на меня, если я его не возьму; он должен отправиться со мной.

Утром я услыхал, как трубит множество горнов и звучит красивая военная музыка, и провожатый сказал мне, что войско выступает в поход. Я увидел, как снимали все шатры, скатывали их и грузили на верблюдов, но затем люди сделались молчаливы и печальны. Животные стояли навьюченные, готовые пуститься в путь, и воины были в походном порядке, но в лагере царила зловещая тишина. Я спросил провожатого, в чем дело, но он знаком приказал мне молчать. Я сильно рассердился и ударил его в бок. Он перенес удар очень спокойно, но мои пальцы тотчас же страшно заболели, и я закричал от этой муки.

Тогда слуга голых мужчин пришел с чашкой и подал мне ее с такой же ласковой улыбкой, как раньше. И опять я не желал пить, но он сказал:

– Как знаешь, тогда твои пальцы и дальше будут болеть.

Я выпил, и боль прошла.

Я горько заплакал, и кто-то спросил меня, из-за чего я лью слезы. Я объяснил:

– У всех этих людей такой несчастный вид. Почему?

– Потому что мы собираемся в поход, – ответили мне, – но должны ждать двух слуг, которых нет. Их ищут. Мы слышали, как протрубил горн. Пора отправляться, но их нет. По звуку горна все должны быть готовы, но этих людей не нашли. Мы ждем.

Пропавшие были фурраши (слуги верховного владыки). Но вот снова протрубил горн, оповещая всех, что их отыскали. Их привели к правителю, который сидел под открытым небом на красивом троне. Воины и прочие люди стояли вокруг, скрестив руки на груди, и я был среди них. Правитель был очень хорош собой – рослый, сильный молодой человек с длинными усами. Там все были из одной страны, и на всех была сходная одежда.

Правитель спросил слуг, где они пропадали.

Они ответили:

– Мы ходили в деревню покупать яйца и другую пищу для похода.

Правитель промолвил:

– Два дня назад я приказал, чтобы сегодня утром по звуку горна все были готовы выступать, а вы заставили нас дожидаться.

И он приказал выдрать им бороды. Они умоляли его пощадить их и не бесчестить перед всем народом. Но правитель велел убрать их с его глаз. Воины утащили их, по-прежнему молящих о пощаде, и приговор был исполнен; правитель, кроме того, приказал, чтобы они шли на родину пешком, а не ехали верхом.

Тут я услыхал грохот, с которым не смог бы сравниться и самый оглушительный гром, и от страха сердце мое ушло в пятки. Я увидел необъятную вереницу пушек на конной тяге. За ними двинулась пехота, за ней всадники, последними шли верблюды с кладью. И вновь я услышал пальбу множества пушек, вслед за которой заиграла прекраснейшая музыка, но внезапно все это грандиозное шествие исчезло, и я остался в дикой местности один. Я был сильно напуган и начал бродить, пытаясь найти воинов, но кругом было полное безлюдье и безмолвие, и вскоре мои пустые усилия меня утомили.

Я стоял под деревом и думал, что же мне делать. Тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел, что это тот самый слуга колдунов, а я не стою, а лежу в той самой комнатке, что была моей тюрьмой. Было темно; слуга вышел со свечой. Вначале я чувствовал великую печаль. Мне казалось, что я мог уйти с войском и избавиться от моих мучителей, и некоторое время я лежал и дивился их внезапному исчезновению; потом у меня заболел живот, как болит при поносе.

Когда я вернулся в комнатку, где меня так долго держали взаперти, я очень горько заплакал.

– Чем я провинился? – вопрошал я. – Я никому не желал зла, так за что же меня тут заперли?

– Ты сам виноват, – отозвался слуга. – Почему не стреляешь в яйца?

Я ответил:

– Если я промахнусь, мне будет еще хуже, чем сейчас; и я не верю тебе, я боюсь, что и ты обманываешь меня.

Слуга вышел и вскоре вернулся с другим человеком, который стал размеренно ходить взад-вперед по комнате, не говоря ни слова. Я спросил слугу, почему этот человек так молчалив, и тот ответил:

– О! Он разговаривает и смеется с теми, кто с ним знаком. Делай в точности то, что я тебе скажу, и он будет и беседовать, и шутить с тобой, потому что он очень забавный малый.

После этого слуга вышел и вернулся с тазиком горячей воды. Дав его мне, он велел вылить воду молчуну на голову.

– Нет, – возразил я. – Так я ошпарю его, и он рассердится.

– Делай как я говорю, – сказал слуга, – и поймешь, обманщик я или нет.

Я вылил воду человеку на голову, и он развалился на части. Я увидел, что это был всего-навсего хитроумный механизм, оклеенный бумагой. Под ней он весь был из дерева, а суставы – из чего-то похожего на каучук. Рассыпавшись так неожиданно, молчун сильно позабавил меня, и слуга спросил:

– Ну что, теперь ты мне доверяешь? Теперь выстрелишь в эти яйца?

Я пообещал поступить так при первой возможности и спросил, кто эти четыре старых колдуна.

Он ответил:

– Они называются «муннаджум» или «сахар». Они постоянно живут в диких местах и знают толк в астрологии и разнообразных чудесных тайных искусствах.

В ту ночь я увидел около постели и свое ружье, и пистолеты, и саблю. Я аккуратно зарядил ружье и стал с нетерпением ждать появления яиц.

– Ну, неси их теперь, – сказал я. – Я готов. Или останусь жить, или умру.

– Не спеши, – промолвил слуга. – И не будь так уверен, что освободишься.

Меня грызло нетерпение. Наконец он принес коровий помет и поджег, и я приготовился к меткому выстрелу. Я сидел, взведя курок ружья и положив его себе на колено. Вскоре я увидел среди угольев алое сияние. Я твердо прицелился и выстрелил. Комната мгновенно наполнилась дымом, и я почувствовал скверный запах. Поднялось второе яйцо. Я был к этому готов и снова выстрелил – с тем же результатом. Возникло еще одно яйцо, и я нажал на курок в третий раз.

После этого выстрела я оглядел комнату. Около меня лежал каравай хлеба, дверь была отворена. Я вышел наружу, но там никого не было. Колдунов и след простыл. Я увидел своего коня: привязанный, он стоял там, где я его оставил. Бедняга очень исхудал, он рыл землю копытом в поисках кореньев. Он выщипал всю траву, сколько позволяла привязь.

Я вернулся в хижину, но никого там не нашел, что показалось мне очень странным. Там была только одна маленькая каморка.

Я постепенно приходил в себя. Я понял, что мы – я и мой конь – остались в этой глуши одни. Какое облегчение, какое освобождение! Мне не верилось, что я наконец свободен; я вскочил на Занги, просто чтобы поездить туда-сюда и убедиться, что меня больше не держат никакие ужасные чары. Я проделал несколько кругов, и с каждой минутой во мне росла уверенность в подлинном избавлении. Затем я вернулся к хижине, где перенес все эти страдания, но спустя малое время снова сел на коня, чтобы как можно быстрее покинуть это злосчастное место. Я приложил руку к груди, и тут обнаружилось мое главное несчастье: и кольца, и все деньги пропали! Я не мог просто так смириться с потерей сокровища, приобретение которого стоило мне стольких усилий. Пятьсот фунтов – не пустяк. Я завел коня прямо в хижину и проспал в ней ночь.