Белый ворон Одина - Роберт Лоу

— Мальчик пошел дальше со своими овцами и с новым копьем, — рассказывал Олав. — По дороге он встретил охотников и один из них попросил: «Одолжи нам копье, чтоб мы могли убить оленя, за которым целый день гоняемся». Мальчик и ему не отказал.

— Вот, ссыкуны несчастные! — проворчал Квасир. — Вышли охотиться, даже не захватив с собою копья.

Торгунна метнула в него один из своих самых суровых взглядов.

— Ого! — восхитился Финн. — Таким взглядом корабль потопить можно. Вот почему викинги обычно не берут жен в походы.

Квасир оскорбленно нахмурился, а Олав терпеливо выждал, пока разговоры утихнут, затем снова откашлялся. В отблесках пламени его глаз — тот, который светлее — отливал жемчужным светом.

— Итак, мальчик отдал охотникам свое копье, и те побежали за оленем. Вскоре они вернулись с добычей, но без копья. Вернее, копье-то осталось, но вот древко у него раскололось. «Ай-ай, — заголосил мальчик. — Посмотрите, что вы сделали с моим драгоценным копьем!» «Не поднимай шум из-за ерунды, — сказал ему охотник. — Вот, возьми моего коня и успокойся».

И охотник отдал ему коня вместе с седлом и прекрасной сбруей. Мальчик взял коня под уздцы и, довольный, пошел домой. Однако ушел он недалеко, потому как набрел на поле с рожью, где крестьяне гоняли ворон. Они так громко кричали и размахивали руками, что конь испугался и убежал.

— Ну в точности история моей жизни, — вздохнул Торкель.

Ответом ему стали сдержанные смешки тех, кто был наслышан о прошлых неудачах Торкеля. Финн потребовал, чтобы все заткнулись и не мешали слушать.

— Хочу знать, чем все закончилось, — объяснил он. — Этот сельский пастушок сильно напоминает мне одного знакомого торговца.

Тут уж побратимы похихикали на мой счет — Финнов намек был понят.

— Короче, конь пропал навсегда, — продолжил Олав. — Но крестьяне, как могли, утешили мальчика и дали ему старый деревянный топор. Вот с этим топором он и двинулся дальше. По пути ему встретился дровосек, который безуспешно сражался с толстым деревом. И сказал тогда дровосек мальчику: «Одолжи мне топор, а то мой слишком мал для такого дерева». Начал он рубить дерево чужим топором и скоро сломал его.

— Глупый мальчишка! — не выдержал кто-то из слушателей. — Ему следовало угомониться, еще когда он заполучил коня.

— Да уж, наверное, — улыбнулся Олав. — Потому что дровосек сумел отблагодарить его только толстым суком от своего дерева. Взвалил его мальчик на спину и пошел дальше. На окраине своей деревни он повстречал женщину, которая очень обрадовалась и сказала: «Где ты это нашел? Мне как раз нужны дрова для моего очага». И бросила она сук в огонь, и тот, естественно, загорелся. «Ну, и где же мое дерево? — спросил мальчик. — Теперь у меня ничего не осталось». Женщина огляделась по сторонам, и дала ему чудесную доску для игры в тавлеи. Делать нечего, взял ее мальчик и побрел домой. Как только он вошел в дом, мать посмотрела на него и улыбнулась. «Что лучше оградит мальчика от неприятностей, чем доска для игры в тавлеи?» — сказала она.

Ничего не скажешь — изящное окончание истории, и публика оценила его по достоинству. Люди громко хмыкали и одобрительно хлопали себя по коленям. А уж когда Олав с любезным поклоном передал Торгунне доску и мешочек с камешками, тут народ и вовсе пришел в восторг. О Торгунне и говорить нечего… Она сияла так, будто этот непризнанный сын конунга был ее собственным ребенком.

Посреди всеобщего шума и гвалта Квасир приблизил свое лицо к моему — снова на меня пахнуло знакомым запахом овсянки с рыбой — и прошипел:

— Ни за что не поверю, будто этому мальчишке всего девять лет.

Я покинул струг — одно из тех неуклюжих речных судов, которые столь любы славянам — и ступил на деревянную пристань Новгорода, Хольмгарда по-нашему. Мне уже доводилось бывать здесь раньше, поэтому я чувствовал себя почти как дома.

На струг нам пришлось пересесть еще в Альдейгьюборге, поскольку мы и туда-то с большим трудом довели свой драккар. А уж о том, чтобы плыть на нем до самого Новгорода, и речи быть не могло. Помнится, на последнем участке мы гребли из последних сил. Легкие горели огнем от непривычно морозного воздуха, и даже сейчас, несколько дней спустя, плечи у меня болели так, будто их проткнули раскаленным прутом. С горечью пришлось признаться, что дальше работать веслами я просто не в состоянии.

Погода тоже не способствовала хорошему настроению. Едва достигнув устья реки, на которой стоял Альдейгьюборг, Гизур произвел привычные замеры. Он спустил за борт помойное ведро на веревке и зачерпнул местной водицы. Заглянув внутрь, он удрученно покачал головой и подтолкнул ведро ко мне. Там плавал лед.

— Мне не требуется смотреть за борт, — раздраженно буркнул я, пытаясь дыханием согреть руки. — И без того знаю, что жутко холодно.

Гизур согласно кивнул и, опорожнив ведро, повесил его на место. Я невольно следил за его красными, растрескавшимися руками. Мы все страдали от этой беды: от непрерывной гребли на морозе руки наши превратились в живое мясо. Из носа у всех текло, студеный воздух, казалось, выжигал легкие при дыхании.

— Слишком рано для такого льда, — проворчал Гизур. — По крайней мере на месяц раньше положенного. Не сегодня завтра река замерзнет… и этот выход в море тоже. Помяни мое слово: не поторопимся — застрянем здесь до самой весны.

Эта участь занимала наши мысли все время, пока мы искали место на якорной стоянке. Зато как только мы пришвартовались, у нас появились новые заботы. Квасир и Финн подошли, кутаясь в теплые плащи и натягивая шляпы на уши. Один из них мрачным кивком указал на чужой драккар, уютно устроившийся возле деревянной пристани. Мачта его была снята, из паруса сооружен навес над палубой. Судя по всему, хозяева судна решили остаться здесь на зимовку. Это был корабль Клеркона под названием «Крылья дракона». Народу на нем было немного, мы разглядели на палубе всего двоих растрепанных красавчиков с серебряными браслетами на предплечьях — они возились с медной жаровней, водруженной на балластные камни.

— Всего только малая часть команды, — заключил Квасир, прогулявшись в их сторону.

Клерконовы люди тоже нас заметили и держались настороженно (что и понятно после недавних событий в Гуннарсгарде), но в общем-то спокойно. И мы, и они прекрасно понимали: махать мечами в чужих владениях не очень-то разумно. Вряд ли это понравится местному правителю. Правда, неизвестно еще, как наши соседи повели бы себя, доведись им узнать о кровавой бойне на Сварти.

— Судя по всему, Клеркон отбыл на юг, в Конунгард, — добавил Квасир, склонив голову в своей недавно приобретенной птичьей манере.

— Наверняка взял пленников с собой, — почти весело сказал Финн. — Там за них дадут лучшую цену.

Квасир промолчал, а я бросил хмурый взгляд на Финна. Мне была понятна причина его веселости. Он наконец-то побывал в набеге, и будущее рисовалось ему в ясном свете. Предполагаемая зимовка в Новгороде его тоже устраивала: чем ближе он окажется по весне к могиле Аттилы, тем лучше. По мнению Финна, мы и так слишком долго откладывали поход за сокровищами, спрятанными в могильнике.