Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин

Лагеря в болотистой местности — это штрафные лагеря. Сюда отправлялись те, кто подвергался наказаниям за попытки к бегству, неповиновение произволу администрации, но основной контингент штрафных лагерей составляли случайные люди, отправляемые в них как ответная мера на эксцессы с австро-германскими пленными в русских лагерях. Например, реакцией немцев на события при строительстве Мурманской железной дороги — образование особого офицерского лагеря в Ганновере с тяжелыми условиями. Повторим, что на этом строительстве погибло семнадцать тысяч немецких пленных (по германским данным — более тридцати тысяч).

Современники и исследователи проблемы справедливо отмечают, что содержание неприятельских военнопленных в России было лучшим, нежели русских пленных — в странах Центрального блока. Так, Т. Я. Иконникова пишет: «В целом результаты посещения дальневосточных лагерей различными делегациями обществ Красного Креста в 1915 — начале 1917 г. говорили о том, что содержание как офицеров, так и нижних чинов было нормальным и отвечало правовому статусу военнопленных, определенных в Брюссельской декларации и Гаагской конвенции 1907 года „О законах и обычаях сухопутной войны“. Условия пребывания в плену российских военнопленных были несравненно хуже».[86] Бесспорно, но и в России были свои так называемые лагеря смерти. Это Тоцкий лагерь в Казахстане, Сретенск, Красноярск, Ново-Николаевск, Мурманская железная дорога, остров Нарген в Каспийском море. Здесь погибла основная масса неприятельских пленных, не вернувшихся из русского плена. Но правда и то, что смертность пленных в русских лагерях являлась следствием произвола администрации, в Германии — частью продуманной государственной системы и пропаганды.

Помимо того, в России существовал климатический фактор, сочетавшийся с национальным распределением неприятельских военнопленных. Так, Ю. В. Киреева говорит: «В начале войны поступавшие с полей сражений сравнительно небольшие партии военнопленных без труда размещали в заранее предназначенных для этого пунктах. Причем пленных славянской национальности оставляли исключительно в пределах Московского и Казанского военных округов, тогда как немцев, австрийцев, а равно и венгров высылали в округа Сибири и Туркестана».[87] Это — национальный подход.

В громадной Российской империи он умело накладывался на географию. Немцы справедливо жаловались, что в то время как русские пленные содержатся в хорошем климате Европы, австро-германцы отправляются в Сибирь с ее морозами зимой и жарой летом. Таким образом, российское «правительство в лице царской администрации предполагало размещать пленных на местах, отдаленных от административных и экономических центров, но это стало невозможным из-за необустройства и неприспособленности этих мест к принятию огромного количества военнопленных. Проблема теплого жилья в условиях Сибири явилась главной. Жизни тысяч пленных оказались в полной зависимости от ее разрешения. Условия содержания пленных солдат и офицеров противника в Сибири не отвечали принятым международным нормам о содержании военнопленных».[88] Лагеря зимой 1915 года не отапливались ни в Германии и Австро-Венгрии, ни в России. Иными словами, «в положении военнопленных большую роль играл региональный фактор. Например, в России положение пленных было невыносимо в условиях Сибири и Средней Азии, а на Дону и Северном Кавказе положение пленных выгодно отличалось в лучшую сторону».[89] Стоит ли удивляться, что немцы искусственно, то есть субъективными действиями, создавали подобные условия для русских пленных, что в России для австро-германских пленных существовали объективно?

Издевательства и избиения в австро-германских концентрационных лагерях отмечаются всеми современниками. Практиковалось ограбление пленных, вплоть до одежды и обуви. В концлагерях отбирали сапоги и шинели, если их не отобрали ранее. Взамен — тонкие одеяла, по одному на двух пленных. Все это было нормальной практикой, утвержденной свыше. Даже охрана первоначально составлялась из лиц, наиболее негативно настроенных к иностранцам (например, венгры в Австро-Венгрии).

Обычно при указании на обращение с русскими пленными указывают на источники бывших пленных, и отчеты Чрезвычайной следственной комиссии сенатора Кривцова — для расследования случаев нарушения противником законов войны, созданной в 1915 году по примеру союзников по Антанте. Однако письма австро-германских пленных из России также говорили о том, что плохое питание, бьют нагайками и кнутами, масса болезней, нет врачей, нет одежды и обуви, многочасовая работа, деньги присваиваются начальством. Отчеты же правительственных комиссий всегда неизбежно носили пропагандистский оттенок, имея целью оказание давления на неприятельские страны. Хотя здесь сообщались правдивые факты, но подобные отчеты составлялись всеми воюющими державами, и все они перечисляли правду.

Львиная часть эксцессов, во-первых, совершалась при пленении и этапировании в лагерь, нежели в нем самом, где уже открыто действовали нормы международного законодательства. Во-вторых, постепенно количество истязаний стало понижаться. Так, посетившие в 1915 году германские концлагеря российские сестры милосердия отметили, что наказания стали сокращаться с июня 1915 года. Одна из сестер, П. Казем-Бек, дала общую характеристику немецких концентрационных лагерей для военнопленных. Внешне — сравнительно хорошая обстановка, которая сосуществовала параллельно с системой издевательств администрации: «Те же жестокие наказания, тот же голод, тот же внешний порядок».

Но этой же сестрой были отмечены и противоречия, характерные и для России. В Германии существовал показательный лагерь — солдатский лагерь Кроссен, в который немцы всегда привозили представителей нейтральных государств и Красного Креста. Были лагеря, куда русских сестер под надуманными предлогами не пустили. Даже была проведена эвакуация одного лагеря в предвидении такого посещения. Например, концлагерь Лугум-Клостер в Шлезвиге, где условия содержания были особенно жестокими.

Иными словами, лагеря были самые разные. Были офицерские лагеря с невыносимым содержанием, были — в бывших санаториях, «золотые клетки», были лагеря в крепостных фортах. Кто-то в офицерских лагерях терзался невозможностью бежать, кто-то играл в теннис. Сравнительно неплохо пленные были расположены в Познани, где местное польское население сочувствовало им. П. Казем-Бек в качестве хорошего лагеря особенно выделила концлагерь Шпротау, где комендантом был барон Притвиц. Характеристика: «В лагере большой порядок, отношение к пленным хорошее, к столбу не привязывают».[90]