Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин

Противник быстро понял слабину русской военной машины — сочетание выдающегося упорства и мужества русского солдата в бою с его же нежеланием бесцельно умирать непонятно за что.

Командиры должны были предупреждать сдачи в плен. Например, телеграмма командарма-3 ген. Р. Д. Радко-Дмитриева по своим войскам от 31 декабря 1914 года сообщала, что в последнее время увеличилось число случаев, когда противник подбрасывает прокламации с предложением сдаваться в плен. Необходимо, чтобы офицеры разъясняли солдатам, что все это ложь. Командарм распорядился всех пленных и перебежчиков, у которых будут обнаружены такие прокламации, расстреливать на месте. Генерал Радко-Дмитриев указывал: «Разъяснить нижним чинам, что попавшим в плен ведется строгий учет и оценивается обстановка их пленения, а потому, если бы вопреки ожиданиям нашелся способный соблазниться сдачей без сопротивления с оружием в руках до последней крайности, то такому чину не может быть возврата на родину».[76] Примечательно, что о «возврате на родину» пишет болгарин. Сам генерал Радко-Дмитриев после вступления своей родины — Болгарии в войну на стороне Германии уже не мог туда вернуться.

Действительно, как отмечают русские документы, некоторые неприятельские пленные имели с собой прокламации, способствовавшие разложению русских войск. Прежде всего — австро-венгерские офицеры, которые тем самым решали и параллельную задачу недопустимости добровольной сдачи в плен со стороны собственных солдат, ибо Австро-Венгрия в данном отношении столкнулась с той же проблемой, что и Россия. Эти люди вели антивоенную пропаганду среди русских солдат, сообщая им заведомо неверную информацию о жизни в плену. Тут достаточно вспомнить гитлеровские листовки, предлагавшие советским бойцам сдаваться в плен. Факт гибели как минимум шестидесяти процентов советских военнопленных в фашистском плену отчетливо дает цену этим заверениям, в наши дни, к сожалению, иногда поднимающуюся на щит пропагандистами власовщины, антисоветизма и коллаборационизма. Русским командованием отдавались приказания обыскивать пленных, включая раненых и офицеров, причем расстреливать тех, у кого будут найдены прокламации.[77]

Увеличение количества военнопленных побудило Ставку принять меры для предупреждения добровольных сдач в плен. В преддверии новой кампании, в которую Российская империя вступала, переживая кризис вооружения, командование только и могло делать упор как на угрозу репрессий. Что же еще оставалось делать, если победить не сумели, а оборонной промышленности не развернули? В итоге 9 марта 1915 года войска получили телеграмму Верховного главнокомандующего, где говорилось, что, «…согласно Высочайшему повелению, всех нижних чинов, добровольно сдавшихся в плен неприятелю, — выдворять по их возвращении из плена в Сибирь на поселение».[78] Забавно, но телеграмма стала следствием эйфории от взятия австрийской крепости Перемышль. Русскими трофеями стали семь генералов и сто пятнадцать тысяч пленных солдат и офицеров. Подчеркивалось, что «особенно напряженная деятельность по сопровождению военнопленных была после падения крепости Перемышль и сдачи находившейся там австрийской армии, когда в день приходилось эвакуировать по пятьсот офицеров с пятьюстами денщиками и до десяти тысяч нижних чинов в разных направлениях. Эта эвакуация военнопленных из Перемышля продолжалась в течение девяти дней».[79] В этот момент, ставший последним крупным успехом русской Действующей армии в кампании 1915 года, и последовала телеграмма с угрозами великого князя Николая Николаевича. Наверное, Главковерх предчувствовал, что очень скоро уже он будет терять по двести тысяч пленных в месяц. 19 апреля австро-германцы прорвали оборону 3-й русской армии под Горлице. Начинался период Великого Отступления на восток.

Угроза репрессий по отношению к добровольно сдававшимся на практике имела лишь одно последствие, но зато очень весомое. А именно — отказ от помощи своим военнопленным, дабы не подавать повода для новых сдач. Англо-французы, напротив, активно помогали своим людям, оказавшимся в германском плену. И потому, что потеряли пленными много меньше русских, и потому, что их люди знали, за что воюют, а исключения (французская крестьянская глубинка) были невелики по объему.

Как видим, 72,8 % составляли русские пленные. Нельзя забывать, что еще не менее 1 000 000 пленных находились в Австро-Венгрии. Уже лишь по одним цифрам видно, что русские пленные не могли получать от своего государства надлежащих масштабов помощи и поддержки. Но, помимо того, и в первую голову ведущую роль играла государственная политика — предупредить сдачи в плен, чтобы выиграть войну. Иного выхода не было, раз плохо воевали, и не хватало вооружения.

Соответственно, обращение с русскими пленными было иным, нежели с представителями других держав Антанты. Особенно в Германии. Основная причина того, что с русскими пленными обращались хуже, нежели со всеми остальными: другие государства принимали государственные программы материальной и правовой помощи своим людям. А в России никто не заботился об этом — такова была государственная политика. Более того, все пленные заведомо находились под подозрением, а для тех, кто добровольно сдался в плен, указом от 15 апреля 1915 года семьи лишались права на получение государственного пособия («пайка»): «Жестокое обращение к русским военнопленным было во многом обусловлено полной их бесправностью и отсутствием со стороны России каких-либо действенных мер по защите своих подданных».[80] Другое дело, что этот указ не мог быть примененным в сколько-нибудь широких размерах.

Сдачи в плен в кампании 1915 года, принявшие совершенно безобразные размеры, не могли оставаться вне внимания командования. Объективно эти сдачи явились неизбежным следствием неготовности страны к войне и нераспорядительности правительства и командования по исправлению сложившейся к июлю 1914 года ситуации. С апреля по сентябрь включительно русские армии пятились от вооруженного до зубов врага, не имея в надлежащем размере ни артиллерии, ни винтовок, ни боеприпасов. Отвратительно подготовленные пополнения, необученные и необстрелянные, бросались в топку кипевших боев и сгорали без следа.

Союзники не торопились с помощью, ссылаясь на нехватку вооружения и предпочитая штурмовать турецкие Дарданеллы, не забывая, что Черноморские Проливы по итогам победы были обещаны России, но понимая, что торг всегда уместен и лучше прибрать к рукам все, что возможно. Лишь упорство тех, кто желал драться, не позволило австро-германцам ни прорвать русский фронт, ни вывести Российскую империю из войны. Но платой за это стали громадные потери, особенно пленными.