Люби меня, как я тебя - Светлана Лубенец

– Что ты имеешь в виду? – почему-то испугалась Таня.

– Ну как же! Когда спрашивают: «Ты в каком классе учишься?», лучше всего отвечать: «В том, где Козлов», потому что всем сразу все становится понятно.

– И что из этого? – Таня попыталась вложить в свой вопрос как можно больше независимости от чужих мнений.

– А то, что, если я дам ему в глаз, он не устоит!

– Я знаю, что ты у нас – молодец против овец, а против молодца… Ты и сам знаешь, что! – Осокина презрительно скривилась и по своему обыкновению сощурилась.

Клюшев наверняка догадался, что Таня имеет в виду Жорика и ту сцену, которая разыгралось перед школьными дверями в день их дежурства, но виду не подал.

– А тебе, значит, вместо нормальных парней нравится какая-то слезливая овца? Вернее, Козел… – хмыкнул Антуан и тоже сощурился.

Таня почувствовала, как в груди ее опять, как тогда на физике, поднимается горячая волна, которая делает ее абсолютно бесстрашной и действительно свободной от чужих мнений.

– Да! Он мне нравится! Он мне так нравится, что вам и не снилось! – крикнула Таня. – И если хочешь, я могу сказать то же самое на классном собрании… или даже на школьном. А можешь и весь наш район собрать! Вы выслушаете меня, пообсуждаете, похихикаете и в конце концов заткнетесь навсегда!

Таня дрожащими руками поправила выбившиеся из-под шапочки волосы, обожгла Клюшева надменным взглядом и, не оборачиваясь и не опуская головы, пошла к дому. В висках у нее билось: «Он мне нравится! Он мне нравится! Он мне нравится! Всем вам назло!»

То, что случилось, Венька еще долгое время спустя не мог оценить. С одной стороны, это было очередное поражение, неудача, следующая в ряду многочисленных предыдущих, а может быть, даже и позор. С другой стороны, Венька в этой передряге все-таки больше приобрел, чем потерял.

А случилось вот что. Сначала, простудившись, заболела Танька Осокина. Венька сразу заметил, что ее нет в школе, потому что мгновенно освободился от ее сверлящего затылок взгляда. Ему бы обрадоваться вновь обретенной свободе, а он почему-то стал испытывать дискомфорт. Венька все время оборачивался назад и, натыкаясь взглядом на пустое место за Танькиной партой, ежился.

На следующий день состояние дискомфорта стало настолько трудно переносимым, что Венька решил Осокиной позвонить и справиться о здоровье. Загвоздка состояла в том, что он не знал номера ее телефона. Проще всего, конечно, было посмотреть последние страницы классного журнала, где записаны адреса и телефоны всех учащихся 7го «А», но… Посмотреть-то можно, однако как это сделать, не привлекая внимания? Венька нарочно после каждого урока задерживался в классе. Вдруг какой-нибудь учитель, заторопившись по своим многочисленным делам, попросит занести журнал в учительскую? В конце концов его военные хитрости увенчались успехом. Борис Иванович, трудовик, захлопнув журнал, увидел перед собой Веньку и очень обрадовался:

– Веня! Будь другом, отнеси журнал в учительскую, а то, пока я поднимаюсь на второй этаж, этот сумасшедший 5-й «В» всю мастерскую вдребезги разнесет.

Венька, стараясь не выказать особенной радости, кивнул, взял журнал и вышел в коридор. Расположившись у окна, он как раз записывал на обложку своей тетради по русскому Танькин телефон, когда опять, как, впрочем, довольно часто в последнее время, когда дело касалось Осокиной, рядом с ним возник Антуан. Он выхватил у Веньки тетрадь, увидел номер Танькиного телефона и порвал тетрадь в такие мелкие клочья, что было странно, как у него на это хватило сил.

– Я же тебя предупреждал, – зло проговорил Антуан, взял с подоконника журнал и, больше не говоря ни слова, пошел с ним в сторону учительской.

Веньке было жаль только свою «домашку» по русскому, на которую он убил вчера часа полтора. Танькин телефон он, пока писал, запомнил. Угрозы Антуана его почему-то не пугали. Венька и сам не мог бы толком объяснить, почему. Может быть, потому, что Клюшев всегда был ему симпатичен, и в его подлость Веньке не верилось. А может быть, просто радостно было оттого, что телефон запомнился. Да, запомнился, и никакими тумаками его теперь из него не выбьешь!

Домой Венька шел с «парой» по русскому за отсутствие выполненного домашнего задания и в приподнятом настроении в предчувствии разговора с Осокиной. Вот она удивится-то, откуда он знает номер ее телефона!

Дома приподнятое настроение мгновенно опустилось ниже нижнего. Во-первых, там неожиданно оказалась мама. Веньке пришлось долго, невнятно и путано объяснять ей, каким образом он умудрился получить «два» за отсутствие домашнего задания, которое она сама вчера у него проверяла. Во-вторых, Венька вдруг понял, что совершенно не знает, что Таньке сказать. Кое-как отделавшись от мамы, он сел в кресло возле телефона и, сжавшись в нем в неудобной позе, задумался. Ничего мало-мальски умного в голову не приходило. Венька сидел в кресле до тех пор, пока окончательно не затекла нога. Тогда он вскочил, помахал ногой из стороны в сторону, резко рванул трубку и быстро набрал номер.

– Алло, – отозвался взрослый женский голос.

– Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, к телефону Таню, – несколько нервно попросил Венька.

– А кто ее спрашивает? – в свою очередь спросила женщина.

– Эт-то… товарищ по классу… – стал заикаться Венька.

– Можно узнать ваше имя, уважаемый товарищ по классу?

– Можно… Венька… то есть Вениамин Козлов.

– Очень приятно. А меня зовут Мариной Александровной. Сейчас я отнесу телефон Тане. У нее, знаете ли, высокая температура, поэтому не утомляйте ее, пожалуйста. Договорились?

Венька молча кивнул, будто Марина Александровна могла это видеть, потом долго слушал шуршащие и клацающие звуки, и наконец в трубке раздался… совершенно незнакомый хриплый голос:

– Алло…

Венька от неожиданности даже не отозвался, поскольку привык к высокому звенящему голосу Осокиной.

– Вень, это я, Таня, – опять заговорил голос в трубке. – Я так хрипло говорю, потому что у меня ангина… фолликулярная, кажется.

– Какая? – почему-то испугался Венька. Он вообще туго соображал от захлестнувшего его волнения.

– Фолликулярная, – хрипло повторила Танька.

– Да? – только и сумел вымолвить Венька.

Он окончательно растерялся, но Танька его спасла: стала рассказывать, как противно у нее болит горло и как надоела ей высокая температура. Венька понимал, что перечисление симтомов болезни займет у Осокиной не слишком много времени, поэтому почти не слушал, а придумывал, что бы сказать дальше. Как всегда, ничего умного в голову не приходило. А Танька уже спросила, как дела в школе. Что тут было сказать Веньке? Он находился в абсолютном вакууме. Классные события проплывали мимо него, как облака. Винт больше не делал никаких попыток сблизиться. Антуан смотрел прямо сквозь Веньку, будто он был прозрачным. Такое его поведение моментально перенял весь класс, и Веньки будто бы не стало. Он исчез, растворился, распался на атомы. Преображенская церковь еще дожидалась посылки на городскую олимпиаду, стоя на шкафу в кабинете истории, но все уже попривыкли к ней и не замечали, как давно уже не обращали внимания на красочный плакат со сфинксом и пирамидой Хеопса.