Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Февраль - Одри Карлан

– Покажи мне, как сильно ты можешь любить свое сексуальное тело, ma jolie.

Так я и сделала. Закрыв глаза, я играла с собой так, будто ко мне прикасается он. Каждое движение было сделано его руками. Каждый вздох предназначался ему, каждый стон вдыхали его губы.

И мое воображение не подвело меня, обеспечив ему превосходный снимок.

Держась за руки, мы с Алеком вышли из бывшего склада. Солнце ярко светило, ветерок развевал мои волосы, и мир приветствовал меня широко распахнутыми объятиями. Привет, мир, я без тебя скучала.

– Ты, кстати, осознаешь, что со дня моего приезда мы в первый раз вышли на улицу, а через три дня я уже уезжаю?

Алек поднял мою руку и поцеловал в тыльную часть ладони.

– Нет, ma jolie, я этого не осознавал. Прости. Мое гостеприимство ниже всякой критики.

Рассмеявшись, я качнула его руку.

– Тебе…

– Многое надо было сделать, – сказали мы в унисон и оба хмыкнули.

– Извини, chérie. Когда я сосредоточиваюсь на работе, для меня не существует ничего кроме нее, еды, сексуального удовлетворения и сна.

– Последнего тебе как раз и не хватало, – упрекнула его я.

Так и было. Алек спал меньше, чем большинство страдающих от бессонницы.

Крепче сжав его руку, я обернулась к нему.

– Так что, куда идем?

Алек снова собрал волосы на затылке в свой неизменный узел. На солнце они казались скорей рыжими, чем золотистыми и каштановыми, – и все равно выглядели невероятно. На нем была тонкая белая водолазка с высоким воротом и пара темных вареных джинсов. На одном плече свободно висел фотоаппарат. Алек Дюбуа выглядел крайне соблазнительно. Мужественный, сексуальный – в общем, на пять с плюсом. И я была той счастливицей, которой он уделял все свое внимание… и будет уделять еще три дня.

– А чем бы тебе хотелось заняться? – спросил он.

Взглянув на улицы Сиэтла, я сказала то, что сказал бы любой посетивший город турист.

– Подняться на Спейс-Нидл, разумеется.

– Что ж, отлично, – ухмыльнулся Алек. – У нас там зарезервирован столик на ужин. А сейчас как насчет сюрприза?

– Да запросто.

Алек подозвал такси, и мы тронулись в путь. Он дал таксисту ряд указаний, которые для меня ровно ничего не значили – так что я пялилась на прохожих, пока машина не остановилась. Алек заплатил водителю, вышел и открыл дверцу для меня. Я ступила на тротуар – и застыла на месте.

Примерно в шести метрах от меня торчал деревянный указатель, где гигантскими, ослепительно-белыми буквами значилось «Зоопарк». А если точнее, «Зоопарк Вудленд Парк».

– Ты отведешь меня в зоопарк? – широко улыбнулась я.

– А отчего бы нет? Я там не был, хотя прожил здесь много лет.

– Действительно.

Снова взяв его за руку, я добавила:

– Давай поглядим на животных.

Я не стала ему говорить, что никогда не бывала в зоопарке. Никогда в жизни. В Вегасе он был не особенно популярен, а с тех пор, как моя мать ушла, отец перестал устраивать семейные поездки любого сорта.

Как оказалось, в зоопарке мне очень понравилось. Тут так много можно было увидеть, так много послушать, потрогать и поизучать.

– И какая экспозиция тебе больше всего приглянулась? – спросил Алек, обнимая меня за плечи.

– Слишком большой выбор, – покачала головой я. – Но если надо выбрать что-то одно, пусть будут оцелоты.

– Кошачьи?

Кивнув, я продолжила:

– Я чувствую что-то общее с кошками. Они одиночки, спариваются, когда хотят, заботятся о потомстве, учат котят, как охотиться, а потом отпускают на все четыре стороны.

Брови Алека сошлись к переносице, отчего его прекрасный гладкий лоб некрасиво сморщился.

– К тому же они красивые. Если бы мне пришлось стать животным, я выбрала бы их. И вообще они суперсексуальные! – добавила я, стараясь разрядить атмосферу. – А ты?

Алек скривил губы. Мне оставалось лишь надеяться, что он не привяжется к моему ответу и не начнет выспрашивать, что и как. Сейчас было не время тревожить старые раны. Нет, сейчас надо было приобретать новый опыт и воспоминания, которых хватит на всю жизнь, – тем более что я уезжала так скоро.

– Если бы пришлось выбрать что-то одно, я бы выбрал песца.

Этот выбор показался мне странным. Я бы сравнила его с газелью или с чем-то еще экзотическим.

– Ладно, а почему?

– Потому что они образуют постоянные пары на всю жизнь. Я всегда завидовал людям, которые на это способны. А теперь, когда я вижу, что такое потрясающее создание, как песец, тоже так делает… это дает мне надежду.

– Ого, французик. Под этими мышцами скрывается мягкое брюшко.

Я шлепнула его по груди, затем привстала на цыпочки и поцеловала его. Он обнял меня и крепко поцеловал в ответ. И тут я услышала щелчок фотоаппарата.

Взглянув вверх, я обнаружила, что он поднял камеру и сделал наше селфи в момент поцелуя.

– Фу, какая пошлость! Селфи? Ты же художник! Я потрясена.

– А как еще мне удалось бы навеки запечатлеть этот поцелуй?

Я постучала костяшками пальцев по его виску.

– Используй свои мозги. Все проведенное нами вместе время должно отложиться здесь, в твоей памяти.

– А теперь оно есть и у меня на пленке.

Остаток дня мы провели, шатаясь от экспозиции к экспозиции. Теперь я поняла, в чем тут фишка. Повсюду бродили семьи. Это заставило меня скучать по Мэдди. Побывала ли она хоть раз в зоопарке? Я сделала заметку на будущее, что надо обязательно ее сводить. В детстве мы с Мэдди пропустили множество интересного. И теперь я собиралась это исправить – как только сниму папу с крючка и вытащу из «камеры смертников», которую устроили ему кредиторы, ну и когда он выйдет из комы. А, может, он захочет пойти с нами. Сомнительно, конечно, но вдруг.

* * *

Позже тем вечером такси подвезло нас ко входу в Спейс-Нидл. Первой остановкой была смотровая площадка. Круговой обзор того, что местные называют Изумрудным Городом. На площадке толпились семьи с детьми и парочки. Мы нашли небольшой выступ, откуда смогли вволю полюбоваться заходом солнца над городом. От этой красоты перехватывало дыхание. Я стояла, положив руки на перила, и неотрывно смотрела на открывшийся передо мной великолепный вид. Мой транс прервали непрерывные щелчки камеры.

– Что? – я с ухмылкой обернулась к Алеку.

Он подошел ближе, зарылся пальцами мне в волосы и поцеловал меня. Это был поцелуй на память. Медленный, нежный и настолько теплый, что по моим нервам пронесся ток желания. Оторвавшись от моих губ, художник прижался лбом к моему лбу.