Верхом на «Титанике» - Дарья Донцова

Любопытная пенсионерка молча ретировалась.

– Сука, – выругалась Маша, –постоянно уши парит!

Я попытался вернуться к прерванной беседе.

– Значит, Олеся не сплетничала оШульгиных?

– Нет.

– У нее был любовник?

– Неа.

– А близкая подруга?

– Нет.

– С кем-то же она общалась?

– Неа.

– Так не бывает.

– Почему? У меня тоже никого нет, –заявила Маша. – Вот мамашка помрет, я сразу мужика заведу, а то куда егосейчас привести?

За дверью вновь раздался посторонний звук.

– Ну, ща урою, – пообещала Маша,ударяя ногой по крашеной створке, – ах ты, падла…

Грубость хозяйки мне пришлось проглотить, наэтот раз на пороге стояла симпатичная толстушка в пронзительно розовом брючномкостюме.

– Приветик, – кокетливо заулыбаласьона, – ой, у тя гости!

– Че приперлась? – по-хамскиперебила ее Маша.

– Так мы ж договаривались!

– Еще полчаса осталось!

– На моих ровно время встречи!

– Выкинь будильник!

– Хорош орать, – незлобиво заявиладевушка, перепрыгнула через раскладушку и представилась мне: – Галя.

– Иван Павлович, – ответил я,вставая из кресла.

– Ой, какой вы высокий, – Галязакатила ярко накрашенные глаза, – мне нравятся такие мужчины. Я – лучшаяподруга Машки.

– Ты – дура! – отреагировала младшаяБеркутова. – Приперлась не ко времени!

Галя выпятила нижнюю губу и плюхнулась нараскладушку.

– Не уйду! Все равно мне скоровозвращаться.

– До свидания, – повернулась ко мнеМаша, – сейчас маму мыть будем, при таком деле посторонние некстати.

– Вау, – взвизгнула Галя, –жесть! Ты меня не предупредила!

– Заткнись, – прошипела Маша, –вон, на столе пряники. Засунь в пасть один и чавкай. А вам пора. Чего стоите?Уматывайте! По коридору прямо!

Я кивнул и, вежливо сказав:

– До встречи, – покинул спальню.

Не надо думать, что я потерпел поражение, вприсутствии Гали Маша не захочет ни о чем говорить, правда, она и наедине сомной была не слишком общительна. Но отчаиваться не стоит. Приеду завтра и дожмуявно что-то скрывающую девчонку.

– Эй, мил-человек, – зашептали изтемноты, – ты взаправду из легавки?

Я повернул голову, увидел приоткрытую дверь иголову старухи.

– Подь сюда, – велела бабка.

В комнате у бабушки царила хирургическаячистота. Железная кровать и детский диванчик застилали белые покрывала, скруглого стола свисала кружевная скатерть, на подоконнике теснились буйноцветущие герани, в буфете поблескивали чашки, на ковре, около пластмассовогодомика, возилась девочка лет пяти в светло-зеленом платье. В спальне было лишьодно темное пятно: икона, висевшая в «красном» углу, но от нее, несмотря натусклые краски, не исходило ни тоски, ни безысходности.

Из моей груди вырвался тяжкий вздох.

– Нанюхался там? – ехиднопоинтересовалась бабка. – На помойке и то чище. Ты кто будешь? Только неври, на милиционера ты похож, как я на розу.

– Иван Павлович, – представился я ине сдержал улыбки – бабушка еще не растеряла чувства юмора, за розу она точноне сойдет.

– Екатерина Михайловна, –представилась старуха, – зови меня просто баба Катя. Уж извини, налетела яна тебя давеча у двери, нервы лопнули, сил не осталось. Постарайтесь, чтобы всебыло по закону! Без обмана.

– Вы о чем?

Баба Катя погрозила мне пальцем.

– Думаешь, раз я старая, то дура? Невсегда оно так! Знаю, слышала, как ваш хозяин в домоуправлении беседовал.Расселяют нас, а дом под фирму переделывают, квартиры людям дадут вновостройке. Хотите, денег вам сэкономлю? Вы садитесь, не гнушайтесь, у менячисто. Я про людей всю правду знаю, ихний обман раскрою.

Я опустился в кресло.

– О каком обмане идет речь?

– Пожалуйста, – мелко захихикалабаба Катя, – нас тут живут три семьи. Беркутовы, Коськины и мы,Долгопятовы. Первых вроде трое, значится, им «двушка» нужна! А еще Ленкалежачая, ей своя комната положена, следовательно, им «трешка» светит. Законвелит больным лучшие условия создавать, так?

– Продолжайте.

– Коськиных двое, мать и Мишка,разнополые, им в «однушку» не поехать, верно?

Я кивнул.

– А вот нас с Ларочкой можно и вмаломерку запихнуть, но по правде все не так.

– А как же?

– Мишка уголовник, у него ограничение, вМоскве жить нельзя, – затарахтела баба Катя, – он дал денегучастковому, тот глаза и закрыл. Люди про нарушение знают, но молчат, боятсябандита. А мать его замуж вышла, к мужику съехала, у того квартира хорошая, нок себе он жену не прописывает. Они чего удумали: дадите им «двушку», живоразменяют: Мишку в однокомнатную, а вторую сдавать. По-хорошему, Коськиным ничене положено, Мишка вор без прописки, а мамаша пусть к хахалю отправляется. Вотвам первая экономия. Теперь о Беркутовых. Я слышала, че вам Машка плела, брехняэто. О матери она не заботится, не сидит с ней, воды дать убогой – и то лень,уносится вон, Галке копейки платит, та и приглядывает, но тоже сиднем не сидит,прибегает ненадолго.

– Кто такая Галя?

– А эта, толстая, в розовом, она впятнадцатой живет. Олеськи тут нет, не ночует она никогда и не появляется,давно не встречались, – бабка торопилась вывалить компромат насоседей, – че выходит? Беркутовым меньше «трешки» не дадут. Только они ееполучат и мать придушат! Хватит девкам одной спальни, не княгини. А вот нам сЛарочкой надо побольше площади. Давайте договоримся: я на всех досье составлю,кто, где, с кем живет, и вашему хозяину отдам. А нам за работу предоставьтепросторные хоромы. Во, полюбуйтесь, чего я говорила? Она уже удрапала!

Я подошел к окну, по узкой улице медленно шлаМаша, одетая, несмотря на теплую погоду, в распахнутую куртку и платье сшироким белым поясом.