Иезуитский крест Великого Петра - Лев Анисов

…Скользили по снегу полозья возка. Звенели бубенцы. Короткий день близился к концу, когда за темнеющимся лесом завиднелся Суздаль. Били колокола. Звонили к вечерней. Сердце Алексея захолонуло от ожидания предстоящей встречи. Восемь лет не видел родного лица.

Въехали в город, свернули в переулок, затем в другой. Наконец встали подле дубовых черных ворот монастыря. Двери отворились, и они оказались на большом дворе. Алексей вышел из возка. Пожилая монахиня, узнав царевича, вскинула руки и поспешила к царице сообщить о великой радости.

Нетрудно представить, как трогательна была встреча матери с сыном. Они не виделись с 1698 года. Евдокия прижимала выросшего и возмужавшего Алексея к груди, шептала сквозь слезы слова благодарения Богу за милость, оказанную ей. Алексей всматривался в лицо матери и все слушал и слушал почти забытый родной голос. Мать он любил сердечно.

Начали вспоминать старину. В тесной келье тускло горела лампада, освещая лицо матери. Как она постарела! И эта бедность, убогость кругом.

Уловив его недоуменный взгляд, Евдокия заплакала. Да и как ей было не плакать? Молодая, здоровая заточена заживо в склеп. Пожаловалась сыну на тягостную участь.

Вытерев слезы, принялась расспрашивать о Москве, родственниках. Перебрали всех. Алексей рассказывал обстоятельно. Неожиданно спросил, помнит ли она, как, еще живя во дворце, праздновала с ним день святого мученика Евстафия?

Евдокия кивнула.

— А я его теперь ежегодно праздную, с того самого времени, как увезли меня от тебя в Преображенское. Во имя его придел в церкви у Боровицкого моста устроил.

Заговорили о перемене обстоятельств, о новых порядках. Мать вздохнула, спросила, что думают в Москве о построении новой столицы. Высказала суждение свое о народном отягощении, не забыли и отцову новую сожительницу.

Грустный покидал он мать. Долго глядел на ее удаляющуюся фигурку у ворот монастыря.

Евдокия переживет сына, мужа. Враждебная соперница, захватив власть, тотчас же отправит бывшую царицу в крепость, откуда вернется она лишь по восшествии на престол своего внука — Петра II. Ловкие царедворцы станут искать ее внимания, благо влияние бабки-царицы на царствующего внука окажется великим, правда, кратковременным. По смерти внука заговорят о возможности занятия ею престола, но, чуждая светской жизни, привыкшая за тридцать лет к одиночеству, Евдокия уйдет в монастырь, где тихо кончит свою жизнь.

Царевна Наталья Алексеевна, любимая сестра государя, донесла брату, что Алексей ездил в Суздаль. Как о том она прознала, судить нам трудно. Петр вызвал царевича к себе в Жолкву, в Галиции, в начале 1707 года и крепко выговорил ему. Он был в гневе. Но отошел и поручил сыну дело — ехать в Смоленск, заготавливать провиант и собирать рекрутов.

Петр по-своему продолжал заботиться о сыне, видя в нем прямого наследника.

Из Смоленска, мая в 17-й день 1707 года, царевич доносил отцу:

«Милостивый Государь батюшко!

Приехал я в Смоленск, мая в 15 день и всякого провианту здесь, по моему осмотру, и по ведомости, которую я взял у Петра Самойловича за ево рукою, и что вычел я на Смоленский гварнизон, послал ведомость в сем покете; а что буду делать впредь, буду писать к тебе Государю».

К поручениям отца он относился серьезно, о чем свидетельствуют его письма и донесения из Смоленска. Они говорят о распорядительности и внимательности царевича к делам.

Государь доволен деловыми качествами сына и потому, по завершении одного делаг поручает другое.

Алексей извещает о собирании хлеба, количестве его в Пскове, об отправлении стрельцов и солдат, о распоряжениях касательно овса, сена и сухарей.

Пробыв в Смоленске пять месяцев, царевич отправляется в Москву. Дорога пролегала через Минск.

В первопрестольную столицу Алексей вернулся в октябре. Начались дожди. Небо хмурилось. Пришло приказание отца надзирать за укреплением Кремля, собирать солдат и присутствовать в канцелярии министров.

Московиты скоро ощутили твердость характера и хозяйственную хватку сына-наследника.

«Гварнизон с сего числа стану смотреть, и что явится буду писать к тебе государю, а по ведомости от господина Гагарина всего гварнцзону 2500, а работников 24 792 человека, и указное число велел я прибавить, чтоб было 30 ооо», — писал он из Преображенского, 27 октября.

Писал по вечерам, собственноручно. Днем решал дела с министрами, был в разъездах. Возвращался усталый, но брался за бумагу. Время от времени поглядывая в окно на Яузу и Сокольнические поля, перебирая в памяти сделанное за день, писал:

«Дело здешнее городовое зело было до сего времени худо (для того, что были надсмотрители над работными худые), и я того ради предложил всем министрам, дабы они всяк себе взял по болворку и делали б скорее. И ныне разделено им всякому по болворку, и кому где определено, тому в сем писме ведомость. А дерновая работа уже гораздо худа, для того что здесь уже снег пал.

Артиллерию, что надлежит к наличному, велел готовить. Гварнизон, по данным Мусину пунктам, чтоб было в 13,000, и о сем говорил я, и господин Стрешнев людей боярских доставил к смотру, и ныне их смотрю, также господин Иванов рекрут, и господин Курбатов посацких хотели поставить вскоре, а как их пересмотрю, буду смотреть ланс-армею. Из Преображенского. Ноября в 8 день. 1707».

Между тем находящийся в Европе Гизен (Гюйссен) устроил дело о браке царевича с принцессой Брауншвейг-Вольфенбюттельской Шарлоттой, сестрой императрицы немецкой.

Алексей о том пока не ведал.

22 ноября из дворца Петра I в Преображенском (дворец находился на Генеральной улице, был каменный двухэтажный, с тремя на улицу окнами, с железными в них решетками) царевич извещал отца о пополнении гарнизона и о смотре ланс-армии.

Об оживленной деятельности молодого правителя писали иностранцы, находившиеся тогда в Москве.

Через царевича передавались приказания царя, в это сложное время (опасались нападения Карла XII) он сам принимал строгие меры, как, например, для сбора крепостных офицеров и недорослей, наблюдал за ходом крепостных работ, под его наблюдением находились пленные шведы…

Первая серьезная попытка Петра I привлечь сына к государственной деятельности явилась успешной.

В январе 1708 года выйдут правительственные распоряжения за подписью царевича.

Исправляя должность московского губернатора, Алексей, ввиду неисчезающей угрозы со стороны шведов, укрепляет Дорогобуж, ездит в Вязьму для осмотра магазинов.

Пятьдесят с лишком собственноручных писем царевича из Москвы, замечает М. П. Погодин, свидетельствуют о неусыпной его деятельности, к совершенному удовольствию царя. «Если б царь, — пишет далее историк, — был когда-нибудь недоволен, то верно делал бы выговоры, и эти выговоры были бы видны из ответов царевича. Ничего подобнаго не случалось, и только однажды царевич счел нужным оправдываться и написать к отцу: «А что ты, государь, изволишь писать, что присланные 300 рекрутов не все годятся, и что я не с прилежанием врученные мне дела делаю, и о сем некто тебе, государю, на меня солгал, в чем я имею великую печаль. И истинно, государь, сколько силы моей есть и ума, врученныя мне дела с прилежанием делаю. А рекруты в то время лутче не мог вскоре найтить, а ты изволил писать, чтоб прислать их вскоре». Огорчение выговором так велико, что царевич обращается к крестнице за покровительством. Получив новое письмо от государя, Алексей писал, вздохнув облегченно: «Письмо твое меня от прежнего письма печали зело обрадовало, что вижу милость твою паки к себе».