Сладкий хлеб мачехи - Вера Колочкова

Еще какое-то время она лишь плотно прижимала трубку к уху и лихорадочно трясла головой, потом вдруг всхлипнула коротко, отбросив ее от себя. Прижав ладони ко рту, уставилась на Варю в отчаянии, сотрясаясь мелкой нервной дрожью.

— Бась… Ты чего, Бась? — почему-то шепотом обратилась к ней Варя, тронув за плечо. —

Ну чего ты молчишь?! Что тебе сказали? Ну не молчи, мне страшно…

— Да, да, я сейчас… — медленно отвела от себя ладони Бася. — Они… Они мне сказали, что папа… Они сказали, что он разбился, Варюш… Сел пьяный за руль и разбился… Сказали, будто сам на полной скорости в бетонное ограждение врезался… Сам… Это мы его убили, Варенька… Вернее, я его убила…

Варя медленно повела головой из стороны в сторону, вяло махнула рукой, потом отпрянула резко, сшибив локтем чайную чашку со стола. Звон осколков, прошив горестную минутную паузу, вывел обоих из состояния ступора, и они бросились друг к другу, обнялись, зарыдали в голос. Уткнув мокрое лицо в Басино плечо и вцепившись в нее холодными пальцами, Варя билась в истерике и все пыталась произнести что-то, но у нее никак не получалось. Потом, наконец, прорвалось сквозь надрывное рыдание:

— Папочка… Прости… Прости меня, папочка…

Похороны Павла прошли скромно. Не было у него в городе родственников, да и друзей тоже было, в общем, немного. Все время, пока происходили горестные хлопоты, Варя не отходила от мачехи ни на шаг, жалась к ней сиротливо. Плакала мало, лишь таращилась на происходящее с отчаянным недоумением. Старушка соседка на поминках подошла к Басе с сочувствиями, повздыхала, качая головой, потом кивнула в Варину сторону:

— А куда теперь падчерицу пристраивать будешь?

— В каком смысле — пристраивать? — искренне не уловив сути вопроса, с досадой уставилась на нее Бася.

— Ну как — куда? Ты ить не мать ей, имеешь право…

Вздрогнув, Бася лихорадочно поискала глазами Варю, испугавшись, не услышала ли она этого странного разговора. Слава богу, не услышала. Не хватало еще и таких сомнений в бедную Варину голову. Нет, все-таки странная какая старушка… Не мать, главное…

Утром девятого дня, как и положено, Бася пошла в церковь. Долго стояла у Святого распятия, шептала молитву об усопшем рабе Божьем Павле, смотрела на колеблющееся пламя свечи, мысленно просила прощения. Варя с ней не пошла, потому как с утра пребывала в волнении по поводу результатов сданного накануне государственного теста — экзамена. Бася особо и не настаивала — без того на девчонку свалилось все сразу. Как впоследствии оказалось, очень даже хорошо, что не настаивала.

Выйдя из церковного дворика и сняв платок, она медленно шла по тротуару, опустив голову. Пролитые в церкви слезы, казалось, освободили внутри место для повседневных забот, и они хлынули туда потоком, будто ждали своего часа. Все-таки странно устроен человек в горе. Еще вчера она не знала, как жить, а сейчас идет и думает о скопившихся в сумочке неоплаченных квитанциях да о том, как бы изловчиться и накрыть достойный, но недорогой поминальный стол. А еще о том, как на Варино выпускное платье денег выкроить. Ну, с платьем, допустим, проблема легко решаема — кольцо можно в ломбард заложить. Бог с ним, с кольцом. И с памятью, с этим кольцом связанной, тоже. Мучительной памятью. Это невиданной красоты колечко Вадим ей на палец надел, когда предложение делал… И теперь отказаться от него — как полжизни перечеркнуть. Той самой полжизни, другой… Прав, прав был Павел, когда ревновал ее к прошлому. Не смогла, не забыла, не справилась. Жила, оглядываясь назад. Очень старалась, но не справилась. Зато теперь — все! Пусть никакого кольца не будет. Прости, Павел. Не было в ее жизни никакого Вадима… Ты, Павел, был, а Вадима — не было. Прости…

— Эй, мадам! Прошу, остановитесь на минутку!

Поначалу она и не поняла даже, что именно к ней обращен прозвучавший из окна автомобиля голос. Даже головы не подняла, не обернулась. Но голос прозвучал снова, сдобренный уже порцией возмущения:

— Эй, мадам! Ты чё, оглохла, что ли? Остановись, говорю! Разговор есть!

Подняв голову, она оглянулась. Голос доносился из приоткрытого окна машины с проезжей части, в двух шагах от нее. Машина ехала медленно, будто приноравливаясь к ее шагу. И никого кругом. Переулок тихий, пустынный. Выходит, это действительно к ней обращаются?

— Да сюда смотри, чего головой зазря вертишь?

Тонированное стекло машины поехало чуть вниз, явив ей из окна сначала противный лысый череп, потом глаза в темных очках, потом глумливую улыбку.

— Что, безвременно усопшему мужу свечку за упокой ставить ходила? Молодец, хорошая жена, хоть и гражданская. Все правильно, девять дней сегодня… А денег-то на свечку хватило, вдовушка бедная?

Ничего не ответив, она лишь ускорила шаг, потом почти побежала, прижимая к груди сумочку. Однако голос тут же оказался рядом, снова зазвучал из окна насмешливо:

— Да ты не волнуйся, ему там теперь хорошо. По крайней мере, никаких забот нет. А вот тебе здесь плохо будет. Его заботы — теперь твои заботы. Уезжать тебе надо отсюда, поняла? Квартиру освобождать и рвать когти из города. И чем быстрее, тем лучше. Надеюсь, ты в курсе, что перед смертью твой приятель успел с квартирой расстаться? Так что уезжай, моя соломенная, не создавай проблем ни себе, ни нам.

Резко остановившись, она развернулась, произнесла отчаянно и слезно в черные зеркальные очки:

— Куда? Куда я должна уезжать? Мне некуда, у меня никого и нигде нет!

— А я знаю куда? Это твои проблемы куда. Раскудакалась. В общем, даю тебе двадцать четыре часа на сборы, и то лишь по доброте душевной. А если не уедешь, голову падчерицы в мешке принесем и целовать заставим. А потом твою туда же засунем. Так что поспешай давай.

Она отступила на шаг, вздрогнула всем телом. Как-то он это произнес… Очень зло и по-своему искренне. Так искренне, что она сразу ему поверила. Снова отступила на шаг, шарахнулась в одну сторону, потом в другую, потом побежала, подгоняемая в спину последней его фразой:

— Помни — всего двадцать четыре часа…

До самого дома она так и бежала. Даже лифта не стала ждать, из последних сил поднялась по лестнице. Влетела в прихожую, лихорадочно закрутила рычажок замка, без сил опустилась на скамеечку.

— Бась, ты чего? — выглянула в прихожую из кухни Варя. — За тобой гнались, что ли? Я на мобильник тебе звонила, ты трубку не брала… Хотела похвастать, что с экзаменами отстрелялась. Можешь меня поздравить — баллы получились вполне приличные. Так что теперь в любой институт — без проблем… Только я не знаю, в какой документы подавать. Не выбрала еще. Может, в строительный? Эй, Бась… Ты что, не рада? Да что с тобой?

— Ничего, Варюш… Потом расскажу. Давай собирайся. Быстро.

— Не поняла… Куда собираться?

— Мы уезжаем, Варя! Быстро, говорю, собирайся! Бери только самое необходимое!

— Да ты чего, в самом деле? С дуба рухнула? Куда собирайся, у меня послезавтра выпускной!