Свет мой, зеркальце - Генри Лайон Олди

Он дернулся раздавленным тараканом.

— Сегодня не твой день, папик, — на лицо девицы упала тень сочувствия. Так сочувствуют дантисты, ни на миг не прекращая орудовать бормашиной. — Запомни: Лермонтова 4, цокольный этаж. В тренерской — ноутбук, он рабочий. Запомнил? Дарю, не жалко. Ну все, good night, мне пора.

Бита взлетела и опустилась.

Возле витрины с сырами толклись покупатели. Румяная продавщица, снежная баба в хрустко-выглаженном халате, была нарасхват:

— Мне грамм двести «Маздама». Да-да, вон тот кусочек…

— «Тараса»! Дайте «Сытого Тараса»…

— …упаковку «Камамбера»…

— «Российского» свесьте…

— Мацарелу! Хоцю мацарелу!

— Ты не любишь «Моцареллу»…

— Люблю! Мацарела! Ма-а-а!

С размаху, а главное, без последствий Ямщик врезался в толпу сырофилов. Он катил перед собой дубликат-тележку, нагруженную дубликатами добычи, что называется, с горкой: кольцо «Краковской», шмат «царской» буженины, пара «кнутиков» — в охотничьих сосисках (полметра в длину!) Ямщику сперва понравилось название, а вкус он оценил позже — батон «для лентяев», нарезанный загодя, полбуханки «Бородинского» с тмином, дюжина отборных груш «Бэра»…

Нечувствительно расчленяя народ локтями и плечами, он подогнал тележку ко входу для персонала и нырнул за прилавок, прямиком к снежной бабе, трудившейся в поте лица. Ноябрь, подумал Ямщик. Ноябрь на дворе, а здесь, в супермаркете, март, даже супермарт, и вот: баба тает, сочится блестящими каплями. Эй, снеговица? Не прогонишь наглеца?! Со стороны покупателей витрину закрывало стекло; но если ты — ноль без палочки, кто помешает тебе зайти с тыла, получив полный доступ к благоухающим сокровищам? «Ты уже на снежинки, на дымные кольца разъят, — писал мудрый Вадим Шефнер, — ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья…»

А про сыр Шефнер, кажется, ничего не писал.

Сыр Ямщик любил с детства. При нынешнем изобилии его гурманские аппетиты сдерживал лишь фактор финансовый: цены на «Gorgonzola» или «Bergader» кусались. Теперь же Ямщика не сдерживало ничего — хвала торговым залам с их изобилием отражающих поверхностей, металлических стоек и зеркальных витрин! Хоть какой-то плюс в болоте, кишащем минусами. Ямщик вспомнил, как школьником впервые услышал слово «сыроедение» — и обзавидовался! Вот ведь изысканная диета, состоящая из одного сыра! Вернее, из многих сыров. Его ждало глубокое разочарование: сыроедение на поверку оказалось жесточайшим вегетарианством — сырые овощи и фрукты. Тем не менее, идея правильного «сыроедения по-ямщицки» гвоздем засела в голове юного оболтуса — и теперь, в изгнании, нашла свое долгожданное воплощение. Раз в месяц — случалось, что и дважды — Ямщик устраивал себе «fromage-apothéose», питаясь с утра до вечера любимыми деликатесами: сыры твердые и мягкие, с травами, орехами и пряностями, с плесенью белой, голубой, красной; соленые, копченые, крученые косичкой, коровьи, овечьи, козьи, вымоченные в вине и пиве — разило от последних оглушительно, но вкус искупал вонь. Почему не чаще? Во-первых, желудок не казенный, сорвешь — пожалеешь. А во-вторых, праздник должен оставаться праздником, иначе превратится в рутину…

К сожалению, сыр в деревянных коробках, а также запакованный в фольгу, вощеную бумагу или пластик при вскрытии оказывался чем угодно, только не вожделенным лакомством. Ямщика до сих пор тянуло блевать, едва он вспоминал вид и запах распечатанной гадости. Та же омерзительная метаморфоза происходила с тушенкой, шпротами, консервированными сливами и ананасами; с крупой, если упаковка не была прозрачной. Вскроешь жестянку, сделаешь неосторожный вдох, бросишь случайный взгляд — караул! Наверное, продукт, чтобы стать съедобным для таких, как Ямщик, должен был где-то отражаться в момент приобретения, как говорят французы, a la naturel. Если же вместо продукта отразилась коробка или банка, значит, ешь банку, коробку жуй, а внутрь, буржуй, соваться не моги! Даже если то, что внутри — бывали случаи! — выглядело вполне прилично (отражалось во время упаковки, что ли?), пробовать «еду̀-из-ларца» означало схлопотать беспощадный понос дня на три-четыре.

Из-за чертова ограничения Ямщику не удалось попробовать ряд экзотических сыров, но он не терял надежды, регулярно наведываясь в соответствующие отделы: а вдруг?

Сегодня завезли датский «Castello» — к счастью, не только порционный, по сто грамм в фольге, но и развесной. Мягкий светло-бежевый срез с темными прожилками манил к себе. Въехав боком в равнодушную к насилию продавщицу, Ямщик потянулся, ощутил под пальцами податливую вкуснятину… Слишком податливую! Выполняя чей-то заказ, снежная баба полезла за соседним куском «Рокфора», и пальцы Ямщика по самые костяшки погрузились в бурую, взвизгнувшую от прикосновения слизь. Всего на пару секунд рука продавщицы встряла между лакомством и зеркальной, кипящей живым туманом боковиной витрины, смазав отражение «Castello» — и вот, пожалуйста!

С пальцев стекала, капала на джинсы смолистая жижа. Сырный парижский parfum сменился острейшим запахом креозота, словно зал супермаркета вместо плитки вымостили шпалами захудалой железнодорожной колеи. Ямщик расчихался самым позорным образом, из глаз градом брызнули слезы. Брезгливо стряхивая капли испорченного «Castello», он огляделся по сторонам, высмотрел рулон шершавой оберточной бумаги, оторвал кусок — и с тщательностью параноика начал оттирать с пальцев липкую массу. Кто тебе доктор, торопыга? Знаешь ведь: любая помеха, любое препятствие, закрыв ближайший «проектор реальности», безнадежно портит вещи и продукты.

Грабли вы, мои грабли! Сколько я еще на вас наступлю?!

Прошло минут пять, если не больше, пока результат не удовлетворил Ямщика: на покрасневших, как с мороза, пальцах не осталось ни пятнышка. Жаль, запах остался: креозот уступил место нашатырю, к счастью, слабенькому. Сходить вымыть руки? Ладно, обойдемся. Он с треском отодрал дубликат от кулька из прозрачного полиэтилена, надел на руку; дождался, пока продавщица перейдет к весам — и со второй попытки добыл-таки приглянувшийся ломоть «Castello», а заодно осьмушку «Bergader Bavaria Blu». Сам Ямщик мог хоть с головой влезть в витрину: его присутствие не влияло на свойства отраженных объектов. Взять? Да. Съесть? Без проблем, если исходник хорошо отражался. Превратить в гнильё, заслонив зеркало? И не мечтай!