Семья Эглетьер. Книга 2. Голод львят - Анри Труайя

— Еще немного виски? — спросила Кароль, беря у гостя из руки стакан.

Он согласился. Виски было хорошим. И маленькие кубики льда забавной геометрической формы.

— Мне — нет! — отказался Филипп, останавливая жену, которая собралась налить и ему. И, повернувшись к Козлову, добавил: — Франсуаза рассказывала нам о вашей работе в Институте восточных языков. Там действительно интересная ситуация?

«Вот мы и дошли до сути!» — подумал Козлов. И доставил себе удовольствие, разыграв наивность:

— В интеллектуальном плане очень интересная! Постоянный контакт с молодежью, глубокий подход к великим произведениям русской литературы…

— Я имею в виду в финансовом плане, — пробормотал Филипп.

— Нет, — признал Козлов. — Но я, в общем, не жалуюсь. Располагая этой работой и моими переводами, я всегда выкручусь.

— Даже когда вы будете не один?

— Безусловно!

— Среди моих клиентов есть два крупных акционера «Издательства Шевалье-Виньара». Если вы хотите получить какую-то постоянную и хорошо оплачиваемую должность в этом издательском доме, я мог бы…

Козлов остановил его, выбросив вперед раскрытую ладонь, будто пытался защититься от лобового удара быка:

— Ни в коем случае!.. Я дорожу своей независимостью. Надо жить с постоянной возможностью терять свое время, уделять внимание вещам, которые не приносят никакой выгоды, пренебрегать правилами и принципами. Денег нам всегда будет достаточно, не правда ли, Франсуаза?

Франсуаза сияла, между тем как у Филиппа черты лица напряглись. «Он боится, — решил Козлов. — Он еще размышляет, стоит ли отдавать мне свою дочь! Как увлекательно!» Кароль дипломатично вмешалась:

— Я считаю, что Франсуаза выше всех этих материальных вопросов!

Козлов улыбнулся ей: «Эта — наша союзница. Она даже помогает нам. Почему бы это?» Привыкшему к молодым и открытым лицам, позволяющим легко разгадать себя, ему не удавалось определить нрав этой женщины, защищенной не подлежащими оглашению условностями. В ней все было вымерено, высчитано, грациозно, однако она наводила на мысль о насилии и об одержимости. Муж, тот был куда естественнее. Деловой человек и жуир. Это бросалось в глаза. В какой-то момент он поперхнулся подрывными речами будущего зятя, который придавал деньгам мало значения. Теперь же снова ринулся в бой:

— Где вы рассчитываете жить после свадьбы?

— У меня. Квартира моя вполне пристойна.

— В каком районе?

— На рю дю Бак.

— О, это в двух шагах! — с радостью воскликнула Кароль. Потом, повернувшись к Франсуазе, шепнула: — А что вы решили насчет даты, моя дорогая?

— Насчет даты? — переспросил Козлов, высоко подняв брови.

— Да. Когда вы рассчитываете пожениться?

Козлов посмотрел на Франсуазу: она трепетала.

— Чем раньше, тем лучше, мне кажется, — сказал он. А сам подумал: «То, что я делаю — чистое безумие!»

У него закружилась голова от серьезности выбора. Возрождение или самоубийство. Несомненно, и то и другое вместе. Какая превосходная кухня! Этот брак встряхнет душу. Он нуждался в этом, иначе бы умер от скуки. И она, нежная, сияющая, и этот ее взгляд ягненка. В свои девятнадцать, свои пятнадцать, свои восемь сидит перед троими взрослыми, которые обсуждают ее будущее.

— Требуется время, чтобы все подготовить, напечатать приглашения, так что, думаю, раньше февраля не стоит планировать, — сказал Филипп.

— Февраль — это замечательно, — согласился Александр.

Филипп поглубже уселся в кресло и положил ногу на ногу. Но плечи оставались расправленными. Козлов понял, что тот готовится сделать какой-то вираж.

— Есть еще один деликатный вопрос, который мне хотелось бы обсудить с вами, — сказал Филипп. — Думаю, вы не будете ничего иметь против, если я со своим нотариусом оформлю контракт о разделе имущества, который защитит как ваши интересы, так и интересы моей дочери. В наше время необходимо, чтобы каждый из супругов располагал полной свободой маневра в том, что касается его личного состояния. Во всяком случае, я считаю…

Он нанизывал готовые штампы, и Козлов одобрял их, отчетливо кивая подбородком. Еще и нотариус! Это было великолепно! Франсуаза, похоже, терпела страшные муки. Она слишком хорошо знала Козлова, чтобы не догадываться о его мыслях. Непроизвольно она покраснела и пролепетала:

— Прошу тебя, папа, ничего не делать с нотариусом. Ни у Александра, ни у меня нет личного состояния и…

— Это принципиальный вопрос! — сухо сказал Филипп.

— Ваш отец совершенно прав! — превзошел всех Козлов.

Он едва сдерживался от смеха. Филипп адресовал ему, как мужчина мужчине, полный благодарности взгляд. Затем, закрепив этот первый успех, продолжал важным и густым, словно намазанным маслом, голосом:

— Франсуаза, конечно, сказала вам, что хотела бы — что совершенно естественно — сочетаться церковным браком?..

— Она мне пока еще ничего не говорила, но это само собой разумеется! — ответил Козлов с нарастающим восхищением.

После нотариуса — кюре! Эта последовательность неизбежна! Было даже некоторое величие в этом мещанском вздоре.

— Полагаю, вы православный? — спросил Филипп.

— Не имеет значения! Я перейду в католичество, если понадобится.

— Я не думаю, чтобы это было необходимо, — робко прошептала Франсуаза.

— Ты узнаешь у кюре в церкви Сен-Жермен-де-Пре, дорогая, — вмешалась Кароль.

— Ну да, мы сходим вместе! — поддержал Козлов.

Он ликовал, готовый к любому маскараду… Подумать только, а еще водятся люди, которым скучно в жизни. Достаточно выбиться из своей колеи, чтобы открыть для себя новый мир. «Я у папуасов!» — заключил он со злобной радостью. И его любовь к Франсуазе росла, разгоралась, как пламя на ветру. Кароль предложила еще виски. Он даже не заметил, что выпил уже второй стакан. «Если не откажусь от третьего, скажут, что у меня слабость к спиртному».

— С удовольствием, — ответил он.

Кароль налила виски, добавила содовой воды, подхватила щипчиками кусочки льда. Филипп расслабился, довольный тем, что от начала до конца откровенно и с пользой провел беседу. Он позволил себе тоже налить немного виски, но от воды отказался. Говорить вдруг стало не о чем. Они улыбались друг другу, как покупатель и продавец, заключившие сделку. Одна лишь Франсуаза ощущала себя на небесах. Козлов поднял стакан, глядя на нее. Минуту назад она впервые назвала его по имени.

Хлопнула одна дверь, затем другая. В гостиную вошел парень, нескладный, светловолосый, обросший, резкий в движениях.

— А вот и Даниэль, наш исследователь!

Они пожали друг другу руки. Речь затем зашла о Жан-Марке, о тете Маду… Так промелькнул весь клан Эглетьеров. Козлов отметил про себя, что вот уже несколько минут забавлялся меньше. Он съел миндальный орешек, допил свое виски и встал, чтобы откланяться. Кароль сказала ему: