Иван Московский. Первые шаги - Михаил Ланцов

– А дальше?

– Куда тебе дальше-то? – усмехнулся отец. – Ну коли пожелаешь, то и дальше иди. Новгородцы-то, чай, в полевую битву не полезут. Я ведь с Москвы большой ратью выступлю к ним самой прямой дорогой. А может, и не я, а брат мой, Юрий. То пока не ясно. Они войско собирать станут к битве решительной, а не за тобой бегать. Но коли на то пойдет, что выйдут на тебя, то не зевай. Увидишь многочисленную рать – пешцев бросай и отходи с конниками.

– Отец…

– Что отец? Али ты думаешь, что пешцы твои чего стоят в поле? Пустое. Ходят они красиво, но против рати конной – не супротивник. Стопчут.

– Я о другом хотел просить. Можно?

– Проси, – кивнул Иван Васильевич, подозрительно скосившись на сына.

– Когда мне выходить?

– Да как просохнет земля, так и выходи.

– Мне можно будет подготовиться? Или выходить как есть?

– Готовься. Но денег не дам.

– Мне понадобятся несколько тюфяков и запасы пороха большие.

– Почто они тебе? Впрочем, не важно. Опять какие твои выдумки. Бери. Что подберешь себе, то и бери. Только не сильно наглей.

– Благодарю, – как можно более искренне произнес княжич и откланялся.

Вышел на крыльцо. Тяжело вздохнул и осмотрелся по сторонам. Наверняка ведь советчики отца должны за его реакцией наблюдать.

Так и есть – несколько человек из греков, что крутились вокруг Великого князя уже пару лет, стояли и обсуждали что-то с митрополитом. Искоса поглядывая на княжича.

И тут Ваню словно обухом по голове приложили. Софья Палеолог! Точно! Минувшим годом же Иван Фрязин[58], ездивший от Великого князя к Папе Римскому, привез портрет Софьи Палеолог, которую сватали за Ивана Васильевича.

Княжич как-то слишком увлекся своими ремеслами. А оказалось, что зря. Очень зря. Ибо другими делами нужно было заниматься. Дядя Андрей был амбициозным дураком. Он вряд ли смог бы придумать столь непростой способ по убийству Марии Борисовны – супруги брата. И до поры Ваня не понимал роли митрополита. Он был явно связан с этим убийством. Но как? Зачем ему в это дело встревать? Теперь все встало на свои места.

Мать устранили, дабы расчистить место для гречанки из Палеологов. А теперь и за него взялись, слишком уж ретиво выступил против. Отец-то небось проболтался духовнику. А что такое таинство исповеди, Ваня знал прекрасно, как и таинство крещения, причащения и так далее. То есть княжич был абсолютно уверен в том, что духовник регулярно докладывал о настроениях Великого князя митрополиту.

Видимо, по этой причине отношения княжича с митрополитом были достаточно продуктивны, хоть и натянуты. Ибо знал, засранец, что Ваня про него ничего дурного отцу не сказывает. Оттого и получалось через него рукописями разными разживаться да мастеровых иной раз привлекать. Даже мастера-литейщика колокольных дел удалось забрать. Не для литья пушек, конечно. Нет. Слишком мало было на Руси бронзы пока, а лишний раз нервировать митрополита не хотелось. Из-за и без того слишком сложных отношений. А вот кое-какие детали для механизмов производственных получилось сделать из бронзы. Те же массивные шестеренки, выплавляемые по восковым моделям. Все лучше деревянных как по существенно меньшему трению, так и по прочности и надежности. Бронзу же применяли в них не ломкую колокольную, а с большим содержанием меди, то есть вязкую, пушечную.

Немного постояв и подумав, Ваня отправился изучать имеющиеся тюфяки. Нужно было осмотреть их и выбрать поприличнее. Насколько это вообще применимо к артиллерийским орудиям, кое-как скованным из железных полос. Однако в его глазах вся эта история выглядела слишком похожей на подставу. А значит, что? Правильно. Нужно думать о том, как живым из нее выбраться. Явно же задумали его устранить. Так-то позже прибили бы, когда Софья своих детей нарожает. Если бы тихо сидел. Но так как рот открыл, то и нечего тут… пожил уже, хватит… Наверное, и отравили бы, да дурных мыслей и подозрений в голову Великого князя вкладывать не хотели.

Город Русса встретил Ваню пожарищем посадов. А что подчистую не выгорело – то было разорено. Разве что крепость устояла. Небольшая, закопченная, она сиротливо стояла посреди выжженной округи. Люд какой-то на этом давно остывшем пепелище шевелился, разгребая завалы. Но как заметили всадников – бросились или в лес, или в крепость – кому куда ближе было.

– Это чего это? – удивленно спросил княжич у Даниила Холмского.

– Не ведаю, – не менее ошалело ответил тот.

– Новгород еще с кем-то воюет?

– Мне о том не ведомо. Может, просто пожар приключился.

– Может, и так, – кивнул Ваня. – Отправь всадников к крепости. Пусть пригласят кого из приличных на беседу.

Узнав, кто подошел под стены, нашлись и переговорщики. Быстро-быстро. Особенно увидев, сколько войска у княжича. Для их небольшой крепости – за глаза.

Вышли несколько уважаемых мужчин в провонявших гарью одеждах. Тут, судя по всему, этим все благоухало и не скоро выдохнется. Начали говорить. Оказалось, что князь Новгородский Михаил Олелькович из Гедеминовичей тут прошелся месяц назад[59]. Бежал он с Новгорода в Киев из-за опасений за свою жизнь. Вот в отместку и нагадил как мог.

– Сильно вас разорил? – спросил княжич.

– Ой, сильно! – запричитали горожане, принявшись перечислять беды, свалившиеся им на головы.

– Ладно, – перебил их Ваня. Он уже понял, что крепость не взяли, а запасы, наученные неоднократным горьким опытом, горожане местные хранили за стенами. Да, пожег да пограбил Михаил много, но не до донышка их обнес. – Хотя сейчас и война Москвы с Новгородом, но трогать вас не стану. Но только из человеколюбия христианского. Взамен же дадите корма и фуража на время постоя. Сами.

– Да где же мы их возьмем? – начали было причитать эти уважаемые горожане, попытавшись давить на жалость. Но Ваня глянул на них не по-детски холодным взглядом и процедил:

– Говорите, что нет? А если найду? Помните, сами не поставите искомое – воины по вашим закромам пойдут. Чем ЭТО вам грозит, надеюсь, объяснять не нужно?

– Не нужно, – угрюмо кивнули они. А потом попрощались и исчезли с глаз долой. Это было хорошо. Наш герой надеялся на их благоразумие. Грабить их после того разорения, что им учинили, совсем не хотелось…