За мертвой чертой - Александр Кучаев

Мой чародей приподнял руку, и в его ладони оказалась запотевшая бутылка с охлаждённым спиртным. А на столе, накрытом вдруг обычной, видавшей виды кухонной клеёнкой, появились рюмки, вилки и тарелки с закусками. Тут был аккуратно порезанный чёрный хлеб, молоденькие грибочки с лучком и под сметаной, кусочки маринованной сельди в подсолнечном масле, очищенной от костей и тоже с лучком, свиноговяжий холодец и довольно таки внушительная грудка тонких долек слабо копчёной колбасы с чесночным запахом, выработанной на «Мясном подворье». И пара бутылей с квасом и кока-колой. В общем-то, организатор застолья не поскупился.

– Знатоки не рекомендуют колбасу под водку, – сказал испанец, – ну а мне нравится что-нибудь похожее на салями. – Он слегка приблизил нос к колбасному изделию. – Ах, как вкусно пахнет!

– Лучше выпьем и закусим, и тогда разговор потечёт в более спокойном русле.

Мои сотоварищи опрокинули по рюмке, и мэр действительно немного упокоился.

– Что вы хотели, дорогой Виктор Алексеевич! – продолжил дон Кристобаль, поддевая вилкой кусочек подгруздка. – Разве реально одними убеждениями, проповедями утихомирить, привести к порядку эти бесчисленные сановничьи полки, которые, подобно стаям саранчи, пожирают всё мало-мальски съедобное, встречающееся на пути?

Крепкое спиртное я не употреблял, прямо сказать, на дух не переносил, а потому выпил лишь полстакана кваса и сразу же навалился на закуски, так как испытывал зверский голод. Холодец, колбаска – всё было изумительно вкусно. Особенно колбаса. Всё же Тимошины – действительно честные люди! Так-таки не подмешивают в свои изделия всякую брезгу, хотя не просто при эдаком отношении к делу выдерживать конкуренцию с остальными колбасниками. С теми самыми, которые исхитряются выпускать продукцию вообще без применения мяса.

– Это что такое! – сказал дон Кристобаль, кивая на полную рюмку, не тронутую мною.

– Я водку не пью.

– Как это – «не пью»? А вы выпейте! За компанию.

– Нет, лучше вылить, чем…

– Ну так вылейте, раз вам…

Я взял и выплеснул содержимое рюмки в раскрытое окно, возле которого сидел.

Мой амиго поперхнулся и как-то растерянно посмотрел на меня. Мне показалось, что ему стало жалко напиток, пущенный на ветер. На какие-то мгновения за столом воцарилось молчание. Хотя, Черноусов никак не отреагировал на мой поступок. Я только видел, что лицо его порозовело и глаза несколько повлажнели, очевидно, под воздействием градусов.

– Нет, проповедями их не утихомирить! – с сердцем сказал испанец, вспомнив о прерванной теме. – Они зомбированы, закодированы на воровство, и здесь нужны более сильные действа. Хищения государственных и иных средств стало смыслом жизни этих людей, они оглядываются друг на друга, соревнуются, кто больше хапнет, и почитают это уже за предмет гордости. Конечно, давно надо бы привести их в чувство, раззомбировать и нацелить на порядочность и служение отечеству, в нашем конкретном случае – Ольмаполю, да только до сего дня некому этим было заняться. Некому потому, что вышестоящие чиновники тоже все повально заняты воровством, только в ещё больших масштабах, там речь идёт уже не о миллионах, а о больших миллиардах. Вот мы только решились взяться за прививание неподкупности. Остаётся выяснить, как лучше это сделать?..

Чужеземец, так бы я сейчас назвал этого субъекта, настолько отличался он от ольмапольцев своими взглядами и поведением, положил себе на тарелку кусочек хлеба, изрядную порцию холодца и несколько кружочков колбаски.

– Ещё по рюмашке? – вопросительно произнёс он, обращаясь к градоначальнику. – Первая – для здоровья, вторая – для удовольствия, третья – для безумия. Остановимся на второй.

– Забыв о чести, порядочности, одурев от шальных денег, эти люди, в некотором смысле, одичали, превратились в варваров, а варварство доступно искоренить только варварски, средневековье реально вытравить лишь средневековыми способами. Ничто другое никого из них не прошибёт. Вы согласны со мной, Аркадий?

– Полагаю, что именно так, – ответил я, отчётливо выговаривая слова. – Я вот ещё что подумал. Мы говорим, воровство, обогащение одних и нищета других, но часто забываем, что за этим таится. Да, безнадёга, некачественное суррогатное питание. А сколько тысяч умерших из-за этого беспредела! Обратите внимание: десять лет назад в городе хоронили по пять-шесть человек в день, сейчас же – по пятнадцать-двадцать! И как в этой ситуации следует назвать людей, доведших город до такого состояния? Специалистами по умерщвлению или как-то иначе? А может, это диверсанты, запущенные враждебной инопланетной цивилизацией?

Мне казалось, что я говорю вполне дельное. Я видел, что мои сотоварищи слушают меня внимательно и с серьёзным видом, хотя оба были значительно старше и многоопытней меня. А дальше я целиком начал повторять предвыборные слова Черноусова потому, что очень уж они пришлись мне по душе, я как бы спаялся с ними и стал считать своим изобретением.

– А многие тысячи не родившихся, оставшихся в небытии из-за того, что потенциальные родители не позволили им появиться, дабы не погрузить и их, и себя в ещё большую нищету! За последние семь лет население Ольмаполя сократилось на десять тысяч человек! Словно повальный мор прошёл по городу. Кто и что тому виной? И такое терпеть дальше? Что значит, в сравнении с перечисленными потерями, поездка в петушиных перьях или купание в нечистотах? Ничего не значит, так, мелочь одна.

– Совершенно справедливо, Аркадий, – поддержал меня испанец. – Мелочь – и ничего более. Там у нас, в запараллелье, до того как отправить меня сюда, решался вопрос: как быть с вашим обществом? Потому что ваше экономическое топтание на месте и нравственная деградация действительно стали для нас серьёзной помехой. Было и весьма жёсткое предложение, в город хотели отправить несколько тысяч специалистов по исправлению. В таком случае всем вам пришлось бы ну очень несладко. К счастью для Ольмаполя, остановились на самом мягком варианте, и в итоге прибыл я один. Но даже сегодняшние, в общем-то, вполне либеральные меры, лишь отчасти соответствующие степени вины расхитителей, встречены Виктором Алексеевичем в штыки. Что тогда говорить об остальных людях, облечённых властью?!

– Я не против, – начал градоначальник. – Однако то, что сегодня происходило…

– У вас, – прервал его дон Кристобаль, – на уме по-прежнему другие более гуманные, но достаточно эффективные способы воздействия? Какие, назовите их?.. А, молчите, ничего более дельного не придумывается.

– Воровская стая привыкла к безнаказанности, – испанец, видимо увлёкшись разговором, налил ещё рюмашку и разом опрокинул себе в глотку, – и думала, что так всегда и будет. Но сколько верёвочке ни виться…

Перед тем как расстаться, дон Кристобаль спросил у Черноусова:

– Кто принял командование полицией вместо полковника Тюрина?

– Майор Янович. Из офицеров с более высокими званиями никого не осталось. Все полковники и подполковники дефилировали в перьях по улицам города, демонстрируя свою истинную сущность. О господи, если бы со мною такое случилось, я бы застрелился!